В тихом омуте - Виктория Платова Страница 18

– Тебя же выпустили, – поймала я его и наконец-топеревела дух: все не правда, не правда, не правда!

– Они свернули производство, и все. Возле их сраныхчастных владений какие-то людишки шарашиться стали, и на рожах у них былонаписано, что – Интерпол.

– Так прямо и было написано?

– Нет… Это я потом вроде как узнал. Они всех убили, навсякий случай, для проформы. И Львовского волчару тоже – туда ему и дорога,гаду, он Юленьку больше всех мучил… А меня один из охранников вывел, еще дотого, как резня началась, грек, отличный парень, забыл, как зовут. Я егоморфием снабжал, у него мать от рака умирала, а потом еще оказалось, чтостарший брат в Москве учился… Я у него пересидел, не знаю сколько, ихдопрашивали – всех, кто охранял, – люди из Интерпола, но они-то ничего незнали, на виллу их не пускали, жили рядом, в маленьком доме, и звукоизоляциябыла… Этот грек, забыл, как зовут, он меня в Румынию отправил, а там изКонстанцы в Одессу… Но они все равно меня достанут, я один все знаю… Я один!Они меня найдут и убьют…

– Ну, пока не нашли – идем спать. Утро вечера мудренее.

– Ни хера не мудренее, в том-то вся и печаль. А если ненайдут… Нет, найдут, они ловкие ребята! Я и сам скоро сдохну… Скоро сдохну, ячувствую… Мне кайф нужен, хотя бы два раза в сутки, тогда я продержусь… Хотя быдва раза… Всего лишь два раза. Мышь…

– Вставай, ты замерзнешь здесь, голый, на полу…

– Хорошо, хорошо… Но ты тоже иди со мной. Не оставляйменя, ладно? Я к тебе приехал, у меня больше никого нет, а сам я быть не могу,не могу… – Он снова затрясся.

– Ну, успокойся! Я здесь, я никуда не делась. Завтраприедет один человек. И мы решим, что делать.

– Какой на фиг человек? Только ты и я, ты и я!..

– Хорошо, пусть ты и я.

– У тебя есть деньги?

– Если тебе нужно купить наркотик – я не знаю, где егодостать, я правда не знаю…

– Я знаю, но дело не в этом. Нужны баксы – все, чтоесть. У тебя ведь есть, да? Мы уедем завтра. Сначала куда-нибудь на восток, заУрал, подальше… Потом – на Чукотку, оттуда можно свалить в Штаты через Аляскуили остаться в Канаде. Конечно, остаться в Канаде, там леса, территориязашибись. Хочу подохнуть где-нибудь в приличном месте.

– Никуда я не поеду. И тебя не пущу. Тебя лечить надо,друг мой Нимотси, вот бы Иван на тебя посмотрел…

Он снова ударил меня, очень уж легко у него это получалось.

– Дура! Тебя все равно достанут, даже наверняка – еслине те, то эти.

– Господи, я-то тут при чем? Писала сценарии на заказ,и все.

– Ага, а потом по этим сценариям людей пачками на тотсвет отправляли. Целку-то из себя не надо строить, не в яслях “Теремок”. Тычто, сможешь доказать, что ничего не знала?

– Кому доказывать? Интерполу из твоего больноговоображения? И вообще, – я страшно устала, я хотела спать, – если ты так тряссяза свою шкуру, то почему не остался в просвещенной Европе, не пошел, поднявлапки, в какую-нибудь полицию?

– И что бы я сказал? Их убивали, а я смотрел? Смотрел ине жужжал?

– Ну, тогда просто натурализовался бы в какой-нибудьГолландии под личиной грека-киприота. Там наркотики легализованы, так чтовообще никаких проблем, их даже бесплатно выдают, чтобы раньше времени незагнулись такие конченые типы, как ты.

– Конченый тип, конечно… Европа маленькая, вся наладони, просматривается, как только что отремонтированная кухня без мебели… Тамне спрятаться. – Он страдал манией преследования. Ясно: целый букет психическихзаболеваний, бедный мой Нимотси, представляю, как бы цинично смеялся Иван. ДляВеньки это был бы только повод для сюжета, не самого лучшего – маленькаяпредательница…

– Тогда почему Канада? Отправляйся в Колумбиюкуда-нибудь, поближе к джунглям и медельинскому картелю, милое дело.

– Не добраться… Я не доберусь, сдохну. Мне всего ничегоосталось.

Мне надоело слушать его бред.

– Ну, если тебе всего ничего осталось – тогда пусть этитвои “они” найдут тебя, и никакой трагедии, какая разница – месяцем раньше,месяцем позже.

– Не хочу умирать, не хочу, – заскулил он.

– Что ж ты так цепляешься за жизнь, если не можешьжить? – Я наконец-то оторвалась от Нимотси и вышла из кухни, насквозьпропитанная его бредовым отчаянием.

– Я не хочу умирать, потому что там будут они, – бросилмне в спину Нимотси трезвым спокойным голосом. – Там, куда все попадают послесмерти. Там будут они, все, кого убили. И мне нечего будет сказать им. Нечего.И вот этого я боюсь больше всего…

Он пришел в комнату, голый и тихий, лег рядом со мной,прижался ко мне, как ребенок, – так крепко, так отчаянно крепко, что я чуть незаплакала.

И почувствовала, что напряжение вдруг отпустило егонаконец-то; и, как бабочка из куколки, вылупился тот, прежний Нимотси, которыйцеловал меня в аэропорту и которого я никогда не забывала.

– Все хорошо, все хорошо, – шептала я ему.

– Только ты не засыпай, пока я не засну. Я устал бытьодин, я все время был один, а теперь больше не хочу, не хочу.

В конце концов он уснул, а я еще долго рассматривала егоизможденное лицо в свете начинающегося утра.

– Пожалуйста, я прошу, пожалуйста, – бессвязно шепталон во сне, а я клала руку ему на губы, на прохладный восковой лоб – “всехорошо, все хорошо”…

…Я проснулась с тяжелой головой – и сразу вспомнила кошмарпредыдущей ночи. Слава Богу, сегодня приезжает Венька – на часах было девять. Значит,скоро она появится, если не вздумает прилететь самолетом, ей всегда нравилисьсамолеты.

Ей всегда нравились самолеты, я всегда была без ума отпорядка, но сейчас в комнате все было перерыто: вещи, книги, рукописи былисмешаны в диких пропорциях, как коктейли сумасшедшего бармена, всю жизньпроработавшего на киношную гонконговскую мафию.

…А все, что осталось от моего друга Нимотси, умиротворенносидело на кухне и лакало кофе из жестяной коробки чая. Весь чай – Господи тыБоже мой, “Выбор императора”, бешеные деньги за сто грамм! – был высыпан напол. А на плите, в кастрюле, булькали ингредиенты для кайфа.

– Приветик! – бодро сказал Нимотси. – Кофе хочешь?

Я молчала.

– А кайфу? – Он явно издевался, каждую секунду непрощая мне своей ночной сумасшедшей слабости. – Скоро поспеет.

– Что за разгром ты учинил?

– Паршивая у тебя квартира. Такую и бросать не жалко.

– Я не собираюсь ее бросать.

– Ты, видно, ничего не поняла из вчерашнего. Кошмарпродолжался. Я села против Нимотси и отпила остывший невкусный кофе из егожестянки.