Непредвиденная опасность - Эрик Эмблер Страница 17

— Кентон? Вроде бы английская фамилия?

— Наверное. В поезде вместе с ним ехал какой-то американец, а может, англичанин. Так что снимки вполне могут быть у него. Не знаю. Времени ждать не было.

Залесхофф нетерпеливо взмахнул рукой.

— Дальше что? Быстро!

— Прошел к нему в гостиницу через черный ход, чтобы никто не видел, постучал в дверь. Ну, а он и говорит: «Войдите, господин Кентон!» — хотя я никакой не Кентон, а Ортега — фамилия в Испании очень знаменитая! — и я вошел. Увидев меня, он вскрикнул и полез за пушкой. Но я и тут оказался шустрей и прикончил его! Ему было больно, — добавил испанец.

На лбу Залесхоффа выступили вены.

— Разве у тебя был приказ убить его? — тихо спросил он.

Ортега лишь пожал плечами:

— Подумаешь, дело какое! Ерунда!

— Идиот! — взвизгнул Залесхофф. — Тебе было приказано не убивать! А ты убил. Тебе было приказано забрать снимки у Борованского. Ты их не принес! Так что, друг мой, теперь тебе одна дорога. И знаешь куда? — Он вдруг почти до шепота понизил голос. — Знаешь, Ортега, верно? В Лиссабон, друг мой. В Лиссабон!

— Да не было при нем никаких фоток! Ни одной.

— Или же, — злобно продолжил Залесхофф, — ты предпочитаешь оказаться в руках австрийской полиции, а не португальской? Рашенко, дайте, пожалуйста, телефон!

— Матерь Божья, — взвыл испанец, — я же говорю, не было при нем никаких фотографий!

Залесхофф усмехнулся.

— Это ты так говоришь. Но я тебе не верю. Думаю, кто-то предложил заплатить тебе больше за эти снимки. Сколько, Ортега? Сколько тебе предложили за предательство?

— Madre de Dios, juro que es mentira! ^[12] — Пот градом катился по лицу испанца.

— Где искал?

— Везде! Пальто, багаж — все осмотрел!

— Подкладка пальто?

— Изрезал в ленточки, сумку тоже. Ничего, никаких фоток!

— Наверное, спрятал в номере.

— Времени у него не было.

— А ты смотрел?

— Наверное, надо было посмотреть.

— Ну а что этот господин Кентон? Он приходил?

— Не знаю. Я ушел.

— И как выглядел этот твой американец из поезда?

— Высокий, худой. Мягкая шляпа. Вроде бы молодой.

Залесхофф обернулся к остальным.

— Надо немедленно обыскать этот номер. Ты и я, Тамара. Пойдем вместе. У вас есть пистолет, Рашенко?

Старик кивнул.

— Хорошо. Предатель Ортега останется с вами. Если попробует бежать, пристрелите!

Тут испанец разразился целой речью.

— No hara Vd. esto! El hijo de zorra tenia una pistola — a que dudar? Lo maté porque era necessario. No tengo fotografías, lo juro. Dejeme escapar, seré perseguido por la policía — tenga piedad! ^[13] — Голос его сорвался на истерический визг.

Залесхофф, не обращая на него никакого внимания, надевал пальто.

— Он говорит, — сказала брату Тамара по-русски, — что должен идти.

— Скажи ему, — ответил брат на том же языке, — что он дурак набитый и что ему безопасней остаться здесь. Безопасней, потому что полиция искать его здесь не будет. А еще потому, что если надумает смыться, Рашенко его просто пристрелит.

И вот через несколько минут они ушли, а Рашенко остался сидеть в кресле с большим револьвером в руке. Ортега достал из кармана четки и опустился на колени перед печуркой, бусины постукивали в его пальцах, невнятные слова срывались с губ. Русский прислушался, и на изможденном его лице заиграла улыбка. Он немного понимал по-испански. Услышав «молитвы» сеньора Ортеги, даже заядлые сквернословы-докеры из Бильбао покраснели бы от смущения.

Андреас Прокович Залесхофф был, по мнению многих, человеком обманчивой наружности и поведения. С одной стороны, он производил впечатление мужчины почти по-детски наивного; с другой — всегда умел прибегнуть к театральным эффектам. Резкие всплески эмоций, если, конечно, они происходят вовремя, могут отвлечь даже самого внимательного наблюдателя и помешать ему мыслить логически. И Залесхофф, как никто другой, умел выбрать нужный момент. Он редко говорил то, что думал, не притворившись, что это есть не что иное, как неуклюжая попытка о чем-то умолчать. А страстная убежденность в своих высказываниях являлась признаком его полного равнодушия к теме. Для Тамары, которая знала брата лучше других, он служил неиссякаемым источником развлечения.

Тамара стояла на страже с тыльной стороны отеля «Джозеф», почти в полной темноте, и волновалась за брата. Его гнев, направленный на Ортегу, был почти искренним. А это могло означать лишь одно: он не на шутку встревожен. Она прекрасно понимала: Андреас вовсе не рассчитывает найти снимки в комнате убитого. Тамара также понимала: он идет на неоправданный риск, чтобы убедиться в очевидном.

Не слишком веселые ее размышления прервал грохот — это Кентон выпрыгнул из окна гостиницы на крышу соседнего дома, которая находилась ниже. Тамара, решив, что это Залесхофф, удивилась тому, что брат не вернулся тем же путем, каким вошел, — через дверь в лавку торговца. Она отошла от стены и двинулась ему навстречу.

Тамара не привыкла носить с собой оружие. Но сейчас карьера малоизвестного, но многообещающего журналиста могла оборваться в одну секунду. Потом в газетах бы написали, что погиб он при загадочных обстоятельствах. Как только луч фонарика на миг высветил во тьме лицо и Тамара увидела, что это не брат, ее палец тут же спустил курок пистолета, который Залесхофф сунул ей в руку перед тем, как зайти внутрь. Если бы пистолет не стоял на предохранителе, даже резкий прыжок Кентона за угол не спас бы его от смерти.

Минут через пять к ней присоединился Залесхофф — как и следовало ожидать, снимков он не нашел. Тамара торопливо поведала брату о происшествии. Он внимательно выслушал, затем попросил описать внешность этого мужчины. Описание, которое дала Тамара, не слишком польстило бы Кентону, зато отличалось точностью.

— Вполне может сойти, — заключила она, — за американца или англичанина.

— Какой на нем был галстук, не разглядела?

— Нет, воротник пальто был поднят. А вот такие шляпы носят только американцы или англичане.

Залесхофф секунду-другую молчал и раздумывал о чем-то. Затем они вышли на улицу.

— Ступай обратно на Кёльнерштрассе и жди там, я позвоню, — сказал он.