Серебряная река - Бен Ричардс Страница 17

«Революция, товарищ, это не игра. Будем сражаться за установление народной власти! Вперед без компромиссов! Все или ничего!»

Кем бы стала эта девушка, с хорошим чувством юмора и гордым умом, живи она в другое время? Кем бы она стала, если бы достигла зрелости в 1990-е, родившись в одно время с моим сыном, а не в те бурные десятилетия, когда мы вели отчаянную борьбу, обрекая себя на вечное изгнание?

Когда мы встретились, Сильвия работала в чилийском министерстве жилищного строительства, стремившемся выполнить свое обещание построить жилье для народа и пресечь незаконные захваты земли, все чаще имевшие место в городе. Народному правительству не годилось применять репрессии против своих сторонников, и Сильвия часто вступала в переговоры с руководителями новых поселений и пыталась обеспечить снабжение их обитателей водой и электричеством, что те расценивали как разрешение оставаться. Она садилась на автобус и ехала на окраины города через рабочие кварталы Сан-Мигель, Кончали и Пудахуэль к непрочным новым поселениям на грязных улицах, где над шаткими лачугами реяли чилийские флаги, возвещавшие, что их жители – тоже часть нации.

Мы встретились в одной из новостроек Сан-Борха. Чилийцы пили чай, уругвайцы – mate [31]. Сильвия передала мне mate и улыбнулась. Кто-то рассуждал о политической ситуации, о том, что без оружия резолюция будет проиграна, и том, поддержат ли народ простые солдаты. Все это я слышал раньше бесчисленное количество раз, поэтому начал наблюдать за своей новой знакомой, которая, потягивая mate, смеялась над черным чилийским юмором и иногда вставляла короткий комментарий или просто реплику. У нее были волосы каштанового цвета, она была маленькой и изящной, держалась спокойно и с юмором и самообладанием, так крепко сжимая кожаную сумочку, как будто там хранилось все самое ценное в ее жизни. Сильвия всегда носила с собой эту сумочку. Я следил, как бьется жилка на ее шее, когда она слегка поворачивалась в сторону говорившего. Хорхе, ее чилийский приятель, производил впечатление красавца копной черных курчавых волос и невероятно длинными ресницами. Он произносил монолог (Хорхе любил говорить сам) насчет объективной расстановки сил в стране, рассуждал о роли интеллигенции и держал при этом руку на плече Сильвии. Как будто боялся, что она может расправить крылья и улететь.

Не помню, какой еретический или шутливый комментарий я сделал, но это определило дальнейшую судьбу моих отношений с Хорхе. Повернувшись ко мне, он свирепо посмотрел и произнес свое знаменитое изречение: «Революция, товарищ, это не игра». Я почувствовал, как у меня внутри клокочет смех – автоматическая реакция на помпезность и самодовольство. Я удержался от смеха, почтительно склонив голову, а когда поднял глаза, то увидел, что Сильвия пристально следит за мной. Заговорщически улыбнувшись, она снова передала мне mate. За последующие несколько месяцев я хорошо изучу эту улыбку. Это была щедрая дружеская улыбка, часто с недоверчивым изумлением. Улыбка-подарок.

«Революция, товарищ, это не игра».

Мы часто повторяли эту фразу во время наших встреч, сидя в маленьком баре рядом с министерством жилищного строительства на Аламеде – главной улице, ведущей через центр Сантьяго к богатым кварталам, barrio alto [32], Провиденсия и Лас Кондес. Цивилизация начинается именно там, считали представители чилийских высших классов, зубами и когтями защищавшие такие границы. Я думаю, что влюбился в Сильвию уже тогда, но это была такая любовь, когда достаточно просто находиться рядом с тем, кого любишь: я страстно желал быть с ней и тосковал, когда ее не было рядом. Я был для Сильвии отдушиной, мы ведь были земляки, и еще девушке нравился мой юмор. Кроме того, со мной она освобождалась от бдительного взгляда и сдерживающей руки Хорхе. Я часто встречал женщин, которые позволяют и даже поощряют насмешки над очевидными недостатками своего партнера и все же остаются верными ему.

Мы разговаривали и шутили обо всем. Мы с тоской вспоминали свою родную страну – прогулки по ramblas [33]в теплые весенние вечера в Монтевидео; древний город Колонию, откуда пароходы отправляются в Буэнос-Айрес; атлантическое побережье, которое подходит к границе с Бразилией; Кабо-де-Полонья и толстых усатых тюленей, купающихся в прибое; Пунта-дель-Дьябло и охотников за акулами. Мы говорили и об уругвайцах, чилийцах и бразильцах, входивших в наше странное общество в стране, где борьба продолжалась, где политические оппоненты ожесточенно спорили на улицах, где облака слезоточивого газа покрывали автомагистрали, где колесо истории казалось остановившимся, но на самом деле неумолимо вращалось, где сами стены города предупреждали о ждущей нас судьбе – «Ya viene Jakarta», – ведя хронику прошлой и предстоящей резни. Мы смеялись от избытка молодости, и, повернувшись ко мне, Сильвия произносила с чилийским акцентом, которому я уже тоже научился: «Революция, товарищ, это не игра!»

Политическое и экономическое положение неуклонно ухудшалось, и наша организация стала готовиться к тому, чтобы покинуть Чили. Было очевидно, что назревал государственный переворот, но люди двигались в каком-то трансе, это была почти безмятежность перед грозившей катастрофой. И, несмотря на постоянную нехватку товаров, политическое насилие и ощущение кризиса, в марте прошли выборы в конгресс, принесшие правительству еще больше голосов.

Сильвия жила в районе лачуг в южной части города, который был оплотом MIR. Она неутомимо работала, организуя снабжение продовольствием и участвуя в попытках создать народные суды для отправления правосудия и разрешения конфликтов, хотя была беременна. Моя жена поговаривала о том, чтобы вернуться в Уругвай, и о том, чтобы жить раздельно. Мы поженились в юности по любви, а к тому времени стали добрыми товарищами, и обоих это не устраивало.

Мы с Сильвией продолжали встречаться в баре на Аламеде или на центральном рынке, где обычно ели sopa de mariscos [34], а дневной свет падал на лежащих вверх брюхом на прилавках морских окуней и пирамиды черных мидий. Она по-прежнему тесно сотрудничала с MIR, но теперь открыто говорила о сложностях в отношениях с Хорхе. Помню холодный вечер, когда мы сидели рядом возле горящей керосинки в ее хрупком домике и пили mate. Семья Сильвии бежала из Испании после гражданской войны, и иногда она пела старые песни, которым научил ее отец. Одна из них была очень печальной, в ней звучало предчувствие поражения:

Ya se fue el verano

Ya viene el invierno

Dentro de muy poco

Caerá el gobierno [35].

И даже Хорхе затих, когда эти пророческие слова прозвучали в морозном воздухе.

В июне 1973 года танковый полк взбунтовался и занял центр Сантьяго. На улице вспыхнули бои, и мятеж был подавлен, но организаторы заговора извлекли из этого события несколько ценных уроков: