Совокупность лжи - Дэвид Игнатиус Страница 17

— Что ж, очень хорошо. Уверен, Его Величество это заинтересует. Как хорошо, что Эд столь щедр к нам.

Похоже, подарок привел Хани в некоторое раздражение, хотя Феррис и не мог понять почему. Король сам обмолвился парой слов о своих непутевых родственниках в разговоре с директором во время своего последнего визита в Вашингтон.

— Он хочет встретиться с вами и скоро прибудет в Амман.

— Да, знаю. Ему что-то нужно, и мне интересно что же, — ответил Хани, улыбаясь и прикуривая очередную сигарету.

Феррис не стал спрашивать, откуда ему известно о приезде Хофмана. Может, тот сам ему сказал. Может, Хани только делает вид, что знает. Без разницы.

— Он собирался поговорить об этом деле.

— Добро пожаловать. Алан ва салан. Если он только не попытается сам руководить операцией. Тогда он наделает ошибок. Вот почему ты нам нравишься, Феррис. Ты всегда знаешь, чего именно ты не знаешь. Ты молод, умен, говоришь по-арабски и уважаешь старших. Ты араб, втайне.

Хани подмигнул ему.

— Мы можем получить протокол допроса Карами? — спросил Феррис. — Это помогло бы мне в работе с Хофманом.

— Нет. К моему глубочайшему сожалению. Это было бы неправильно. Но я могу изложить информацию в общих чертах. Карами был на связи с человеком из тренировочного лагеря в Афганистане. Сейчас этот человек находится в Мадриде. Они встречались в Будапеште. Человек из Дубай, который присылал ему деньги, получал их от другого, из Карачи, но мы пока не знаем его имени. Карами был курьером во время диверсии на американском корабле «Коул» в двухтысячном году. Он единожды ездил в Йемен, но с тех пор они не привлекали его к операциям. Он «крот». Они держат его наготове для чего-то другого. А может, просто забыли о нем. Как ни печально, хабиби, но сам по себе этот человек не сможет помочь нам пробраться к ним внутрь. Если он попытается выйти на связь с большими боссами, ему откажут. Но насчет него у меня есть другая идея.

— Какая? — спросил Феррис, стараясь не хмуриться.

— Не могу сказать, — ответил Хани. Это гладкое лицо, густые черные волосы и хорошо подстриженные седые усы. — Нет, неправда. Мог бы сказать, если бы хотел, но не хочу.

— Почему же? Мы охотимся за одной и той же целью. Я уверен в этом. Почему же нам нельзя сотрудничать?

— Потому что это моя операция. Мы поделимся с вами ее результатами. Но вам необходимо дать мне возможность провести ее так, как я считаю нужным. Потому что… будем откровенны, дорогой, потому что у вас нет другого выхода.

Хани улыбнулся. Его обаяние неотразимо, подумал Феррис, даже тогда, когда он говорит вещи, которые сильно осложняют тебе жизнь.

— Хофмана это не обрадует, — сказал он.

— Маалеш. Очень плохо. Но он с этим справится. Кто же здесь любит американцев больше, чем я?

— Лэнгли оплачивает многие здешние счета.

— Это угроза, мой дорогой Феррис? Как здорово. Ты становишься настоящим начальником отделения. Только не повторяй ошибок своего предшественника, или нам тоже придется вышвырнуть тебя вон.

Иорданец улыбнулся. В его глазах светилась полнейшая уверенность в себе. Никто не собирался обсуждать прегрешения предшественника Ферриса, Фрэнсиса Элдерсона, но никто и не забыл о них. Хани похлопал Ферриса по спине.

— Ты здесь представитель больших ребят из Лэнгли. Я это понимаю. Но, угрожая мне таким образом, ты лишь демонстрируешь свою слабость, так что больше не заводи такие разговоры. И скажи своему начальнику отдела, что, если он во время своего визита будет слишком напирать на финансовый вопрос, он об этом пожалеет. Надеюсь, мы больше не будем говорить на эту тему?

— Не будем, — ответил Феррис. — Но не могу ничего гарантировать насчет возможной реакции мистера Хофмана.

— Все будет хорошо. Вы ведете войну, и вам необходимо доверять своим друзьям. Попей чаю.

Вечером Феррис вернулся в свою квартиру в Шмейсани. Она находилась на верхнем этаже дома, принадлежащего пенсионеру-палестинцу, бывшему инженеру. Из окон открывался прекрасный вид на молочно-белые здания города и холмы вдали. Феррис вышел на балкон. Солнце еще не зашло, и здания Аммана отбрасывали затейливые тени. Налив себе водки, Феррис сел, глядя на слабое мерцание огней Иерусалима вдали. Обычно он любил оставаться один, в тепле и пустоте своей надежной квартиры. Людям в реальной жизни нужны безопасные, конспиративные квартиры, но не всегда. Для Ферриса, по крайней мере, этот вечер был иным.

Он подумал о своей жене. Гретхен посылала ему письма со словами любви, в которых романтические фразы, наверное переписанные из «Космополитен», чередовались с описаниями жизни Управления юрисконсультов. У нее все было разложено по полочкам. Секс, закон, политика. И она была экспертом во всех этих областях. Он попытался подумать о Гретхен с нежностью, но ее образ ускользал из его сознания. У Ферриса уже не получалось сосредоточиться на нем. Что-то расклеилось, ее незримый дух уплыл, летя над холмами Аммана, в Америку, к ее большому дубовому столу в Министерстве юстиции. Феррис вдруг понял, что ему безразлично даже то, если она там занимается с кем-то сексом. Наверное, это знак того, что он сам, в глубине сердца, утратил супружескую верность.

В пустое пространство души Роджера Ферриса ворвалась другая женщина, Алиса Мелвилл. Они повстречались в Аммане три недели назад. Феррису она сразу понравилась, и он снял с пальца обручальное кольцо, когда пригласил ее поужинать. Он сделал это впервые в жизни. Потом он пригласил ее к себе.

— Не испытывай судьбу, — сказала она. Когда Феррис ответил на это мрачным взглядом, она поцеловала его в щеку. — Беру слова назад. Испытывай судьбу, но не сегодня, — прошептала она.

Отчасти Алиса так понравилась ему именно тем, насколько она была непохожа на его жену. Гретхен была человеком, чьи жизненно важные вопросы были уже давно решены. Алиса же давала понять, что такие вещи все еще открыты для обсуждения. Она работала с палестинскими беженцами и с жаром рассказывала о страданиях арабов. Если бы сослуживцы Ферриса повстречались с ней, они бы мгновенно прониклись к ней недоверием. Поэтому он был намерен всячески избегать этого. И главное, в Алисе была какая-то загадка. С Гретхен все было просто, что называется, наличными и при вас. Ум, красота, амбиции. Алиса была неуловимой, чем-то напоминая Феррису арабов. Под маской видимой открытости у них крылась хитрость, такой человек никогда не скажет всего, что знает.

Перед тем как Феррис отправился в Берлин, он получил письмо от Алисы. В нем она продолжала тему их разговора во время последней встречи, когда они напились и принялись рассуждать о политике. Тон письма был и серьезным, и ироничным одновременно, Феррис догадывался, что это и составляет стиль общения Алисы, но пока не был уверен, поскольку еще недостаточно узнал ее. Он хранил это письмо в кармане и сейчас, сидя на балконе, снова достал его и принялся читать в тусклом свете, едва разгонявшем черноту ночи.