Bye-bye, baby!.. - Виктория Платова Страница 16

Как хочешь. Вернее, как хотите, – не удержалась отшпильки я. – Вы ведь теперь just married [2]. Сливайтесь впароксизме, дети мои. Совет да любовь.

– Ты все-таки злюка, лапуля моя. – В голосе мусикапослышалась легкая укоризна. – И конченая эгоистка. Вместо того чтобыпорадоваться за мать, обретшую счастье на склоне дней, отпускаешь колкости. Этомелко.

Доводить ситуацию до абсурда и делать его единственноприемлемой формой существования – в этом была вся мусик.

Намба ван в нашем районном лягушатнике.

– Еще коктейль? – спросила она.

– Спасибо, мне хватило.

– Ну, не кисни! Вдох-выдох, вдох-выдох, лапуля!Вспомни, чему я тебя учила!.. Давай-ка вместе…

«Инь и ян, а в сумме – хрень», – синхроннопродекламировали мы, после чего в унисон потрясли головами, стукнулись ладонямии рассмеялись. Обе – с видимым облегчением.

– Что ты собираешься делать? – поинтересоваласьмусик, как только с ритуальными жестами было покончено.

– А что я должна делать?

– Страдать по поводу разрыва с любимым человеком.

Под «любимым человеком» мусик, очевидно, имела в видуИллариона, которого сама же и отбила; абсурд продолжался и набирал нешуточныеобороты.

– А нужно?

– Ты меня удивляешь, лапуля! Конечно, нужно, этооблагораживает, улучшает цвет лица и очищает застоявшуюся кровь…

…а также вентилирует легкие и нормализует стул, мысленнодобавила я; мусик все же отпетая сука, никаких сомнений.

– Хорошо, я согласна пострадать какое-то время.

– Но недолго, – мягко посоветовала Отпетая Сука.

– Пары недель хватит?

– Неделю от силы. Большего этот прохвост не стоит.

– Неделя? Хорошо.

– Что-то ты легко согласилась. – Мусик сразу женахохлилась и посмотрела на меня с подозрением. – Даже странно. Ну-ка,признавайся, лапуля: сбагрила мне откровенное дерьмо? На тебе, боже, что мненегоже?

Не поддаваться абсурду, ни в коем случае не поддаваться!

– Перестань нести чушь. – Я, как это бываловсегда, все-таки позволила абсурду овладеть собой. – Ларик – чудныйчеловек. Тебе повезло.

– Но он храпит, – склочно заметила мусик.

– Только когда лежит на спине. Не давай ему лежать наспине.

– И чавкает.

– Не давай ему есть.

– И любит чеснок.

– Скупи все чесночные приправы в ближайших магазинах ислей их в унитаз.

– Умаешься сливать!

– Зато он молод, – прибегла я к последнему –убийственному – аргументу. – Молод и хорош собой. Разве не такого человекаты искала?

– А ты хитрая, лапуля! – Мусик откинулась на стулеи постучала по столу кончиками пальцев. – Ладно, будем считать, что тыменя уговорила. И бог с ним, с Лариком. Поговорим о тебе. Что-то мы давно неговорили о тебе. Все еще кукуешь в своем филькином журналишке?

«Филькин журналишко», или, если быть совсем точным, «ГОРОД ИНОЧЬ» – именно так звучало название в оригинале, в переводе с мусикиногоптичьего языка на общеупотребительный русский. Я уволилась из «Города…» тригода назад, не проработав в нем и месяца, и с тех пор поменяла множествоизданий, но мусик упорно приписывала меня именно к филькиному журналишке.

Ничего с этим не поделаешь. Лучше не сопротивляться.

– Все еще кукую, – вяло сказала я. – Какиначе?..

– Так я и думала! И Марат, стало быть, никуда неделся? – Вот он, вопрос, неизменно следующий за вопросом о филькиномжурналишке.

– Его зовут не Марат. Пора бы запомнить.

– И Анвар, стало быть, никуда не делся? – тут жепоправилась мусик.

– Не Анвар. Его зовут не Марат и не Анвар. Тимур.Ти-мур.

– А я что сказала?..

Глупо было сердиться на рассеянно-высокомерную амнезиюмусика и глупо было сердиться на себя, которая до сих пор помнила, что Егозовут Тимур.

Ти-мур.

Темноволосый и золотоглазый, похожий на всех боговодновременно; это ему предназначалась главная роль в культовом фильме«Мертвец», и главная роль в культовом фильме «Небо над Берлином», и все доединой роли в культовом фильме «Более странно, чем рай».

Тимур и сам по себе более странно, чем рай.

Кто изобрел порох, охотничий рожок и путешествияавтостопом? – Тимур.

Кто создал Организацию Объединенных Наций и группу«Битлз»? – Тимур.

Кто начинал все мировые войны и бросал их на полпути, так ине закончив? – Тимур.

Кто придумал называть день днем, ночь – ночью, а любовь –любовью? – Тимур, Тимур, Тимур.

Для справки: я ни разу не видела фильм «Более странно, чемрай».

При всех своих заслугах перед человечеством Тимур так иостался весьма демократичным и непритязательным божеством; ничем другим егоработу в самом обыкновенном, хотя и не лишенном гламурно-андеграудного блескажурнале я объяснить не могу.

Тем более что он даже не первое лицо, в лучшем случае –третье.

Первые лица (а точнее – рыла) никогда особо не интересовалименя, Тимур – дело другое. Теперь и не вспомнить, были ли при нем в моментнашей встречи порох и охотничий рожок, но все остальные подробности не сотрутсяв моей памяти никогда.

Он заглянул в кабинет лишь мельком, снизошел, как и положенобожеству, и его темные волосы заструились по дверной панели, тотчас превративее в алтарь. В пристань, у которой швартуются корабли, вернувшиеся из неуказанных ни в одной карте стран. Все дело в волосах, именно так! Тимур былобладателем самых шикарных в мире волос. Или самых шикарных в России волос. Илисамых шикарных в Питере, или – в этом здании, в этой комнате, на этом этаже.Географические уточнения не так уж важны в свете последующих событий, а именно:я была сражена шикарными волосами Тимура наповал. И вовсе не потому, что онибыли густыми, длинными, блестящими (хотя они были и густыми, и длинными, иблестящими). Волосы Тимура обладали чудесным свойством преображать реальность.Во всяком случае – мою реальность.

– Привет, – сказал Тимур. – Босс на месте?

Очевидно, он имел в виду Первое Лицо, секретаршей которого ячислилась со вчерашнего дня. Первое Лицо отобрало меня из целого сонмакандидатов благодаря протекции какой-то эстонской или сингапурской сошки(сказались-таки квартирно-дипломатические связи мусика). Первая встреча сПервым Лицом повергла меня в уныние и укрепила в и без того очевидной мысли:все услуги, которые оказывает мне мусик, проходят по ведомству медвежьих. Да икак можно было думать иначе, если Первое Лицо оказалось улучшенной,усовершенствованной и модернизированной копией самого мусика, а проще говоря –харизматичной стервой с легкой примесью добропорядочного рантье. Она была летна двадцать моложе моей беспутной мамочки, и не в пример зубастее, о да! –зубастая, по-другому не скажешь. Такие до гробовой доски будут держатьсяпитбульей хваткой за свои условные тридцать пять-тридцать шесть, за своихмелкотравчатых любовников, единственное достоинство которых – бодрящий юныйчлен; за свой мелкотравчатый бизнес, «ГОРОД И НОЧЬ», как же!.. Стоило ПервомуЛицу открыть рот (распахнуть пасть), как я сразу же поняла: название журналапридумано лично ею, свято верящей, что ГОРОД и НОЧЬ и есть она. И еще множествовещей в этом мире – тоже она. От укладки Первого Лица веяло Биариццем, отмакияжа срамно тащило ленивым миланским шопингом, а в безмятежной гладинаманикюренных ногтей отражались Вена, Зальцбург и Куршевель, нужноеподчеркнуть. Раздавленная столь глянцевым, полиграфически безупречным зрелищем,я пыталась отыскать в Первом Лице хоть один изъян, хоть одну червоточинку, хотьодну – пусть крошечную – щель, за которую завалилось что-точеловеческое, – тщетно.