Secretum - Рита Мональди Страница 15

Между тем хирург за кончил перевязывать аббату руку, конечно, не без того, чтобы вызвать у Атто пару вскриков и добиться кругленькой суммы денег в качестве гонорара за свои услуги, которую раненый вынужден был заплатить из своего кармана.

– Какое чудесное гостеприимство! – ворчал расстроенный Атто. – На гостей дома нападают с ножом, а затем заставляют самих расплачиваться с врачом.

Секретарь посольства виллы Спада, замещавший дворецкого – дона Паскатио, – поспешно явившийся к постели Мелани, распорядился, чтобы аббату тотчас подали обед. Он приставил к Мелани двух слуг для оказания любой помощи и приказал им выполнять все пожелания гостя. Он рассыпался в извинениях за случившееся, проклинал преступников и нищих, которые в этом святом году непременно превратят Рим в лазарет, в самых вежливых выражениях заверил Атто, что тому вскоре возместят причиненный ущерб вместе с достойными процентами за чудовищный афронт, который ему довелось пережить, что, на счастье, ими нанят сбир, который в эти праздничные дни должен следить за безопасностью на вилле, и сейчас управляющий, естественно, предъявит ему претензии за случившееся. В таком духе он продолжал говорить более четверти часа, не замечая того, что Атто сморил сон. Я воспользовался этой возможностью, чтобы незаметно удалиться.

Странное нападение, которому подвергся Атто, вызвало у меня страх, смешанный с любопытством. Под предлогом того, что нужно поправить несколько веток в живой изгороди со стороны входа на виллу, я вытащил садовые ножницы из своего рабочего халата и направился к воротам.

– Разве тебе мало того, что только что случилось, молодой человек?

Я обернулся, точнее, задрал голову к небу.

– В Лесу вокруг, наверное, полно разбойников. Тебе что, опять нужны неприятности?

Это был Сфасчиамонти, совершавший обход.

– А, вы сейчас несете караул?

– Караул, да, я несу караул. Эти черретаны [11]– настоящее бедствие, да хранит нас Господь, во имя всех кистеней! – сказал он, бросая вокруг себя настороженный взгляд.

Черретаны. Настойчивость, с какой он произнес это слово, точный смысл которого был мне неизвестен, показалась мне приглашением задать вопрос.

– Кто такие черретаны?

– Тише! О Господи! Ты хочешь, чтобы каждый тебя слышал? – прошептал Сфасчиамонти, больно схватив меня за руку и оттаскивая от живой изгороди, словно черретаны прятались за ней.

Он подталкивал меня к стене дома, бросая налево и направо преувеличенно встревоженные взгляды, как будто в любой момент могло произойти нападение.

– Черретаны – это… Как тебе сказать? Это висельники, нищие, босяки, прощелыги и негодяи… Одним словом, бродяги.

Издалека, со стороны парка, доносились звуки музыки приглашенного на свадьбу оркестра и удары молотков – это рабочие вколачивали последние гвозди в декорации для театральных представлений.

– Вы хотите сказать, что нищие – такие же, как цыгане?

– Да, точно. Нет, наоборот! – почти возмущенно воскликнул Сфасчиамонти. – Что за глупости ты заставляешь меня говорить? Черретаны – гораздо больше, или, скорее, гораздо меньше. Они заключили договор с дьяволом, – прошептал он, перекрестившись.

– С дьяволом? – недоверчиво переспросил я. – Их что, преследует святая инквизиция?

Сфасчиамонти отрицательно покачал головой и скорбно поднял глаза к небу, всем своим видом показывая ужас этой истории.

– Если бы ты только знал, мой мальчик, если бы ты только знал…

– А что плохого они творят?

– Они просят милостыню.

– И это все? – разочарованно протянул я. – Просить милостыню не грех. Разве они виноваты в своей нищете?

– Кто говорит тебе, что они бедны?

– Разве не вы сами сказали, что они просят милостыню?

– Да, но можно быть нищим и убогим добровольно, а не только из-за бедности.

– По доброй воле? – повторил я со смехом, и у меня начало закрадываться подозрение, что эта гора мускулов по фамилии Сфасчиамонти управляется мозгом весом не более пол-унции.

– Или, точнее, из жажды наживы. Веришь ты в это или нет, но просить милостыню – одно из самых прибыльных занятий на свете. Нищие получают за три часа больше, чем ты за месяц работы.

Я огорошено молчал.

– А их много?

– Разумеется. Они повсюду.

Меня поразила уверенность, с какой он ответил на мой последний вопрос. Я видел, как он оглядывался вокруг и внимательно наблюдал за аллеей, на которой было полно карет и деловито сновавших туда-сюда слуг.

– Я рассказал все это губернатору Рима, синьору Паллавичини, – продолжал он, – но никто не хочет об этом слышать. Они говорят: «Сфасчиамонти, успокойся, Сфасчиамонти, выпей стаканчик». Но я знаю: Рим кишит нищими, вот только никто этого не видит. Когда в городе происходит что-то плохое, то за этим всегда стоят они.

– Вы хотите сказать, что, когда преследовали того человека, ну, когда был ранен аббат Мелани…

– Ну да. Его ранил черретан.

– Откуда вы знаете, что он черретан?

– Я был возле ворот Сан-Панкрацио и узнал его. Полиция уже давно гоняется за ним. Однако ей все не удается схватить черретана. Я сразу понял: он что-то замышляет и у него есть какое-то задание. Мне не понравилось, что он находится так близко у виллы Спада, поэтому я погнался за ним.

– Задание? Почему вы так уверены в этом? – спросил я с некоторой долей скептицизма.

– Черретан никогда не переходит улицу, не глядя по сторонам в поисках наживы, потому что он постоянно высматривает сумки и карманы других людей или задумал какую-то иную подлость. Эти люди проводят жизнь в кражах, безделии и разврате. Я хорошо знаю их: такие хитрые глаза бывают только у них. Если черретан идет, глядя прямо перед собой, как нормальный человек, значит, у него наверняка какое-то важное дело. Я кричал, пока другие сбиры на вилле не услышали меня. Жаль, что ему удалось ускользнуть от нас, а то мы узнали бы о них побольше.

Я подумал, как поступил бы Атто на моем месте.

– Готов поспорить, что вам удастся провести расследование, – отважился произнести я, – и выяснить, где прячется этот черретан. Аббат Мелани, который гостит на вилле, разумеется, будет вам очень признателен, – добавил я, надеясь пробудить в нем алчность.

– Естественно, я могу все узнать. Сфасчиамонти всегда знает, кого нужно спросить, – ответил он, но вместо алчности я заметил в глазах сбира выражение собственного достоинства.

* * *

Сфасчиамонти продолжил свой контрольный обход, и, наблюдая, как его массивная фигура исчезает за углом стены, я увидел, что ко мне направляется странный молодой человек, худой как щепка и согнутый, как аист.