Лето у моря - Анжелика Бронская Страница 14

Отец расхохотался, сняв всеобщее напряжение:

— Ну и шутник же ты, Тони!

— А может, ты все-таки объяснишь, в чем дело? — настойчиво спросила Бланш. Кузина по-прежнему молча не сводила с него глаз.

— Просто… — начал он в третий раз, проклиная себя за несдержанность, — я сам… хотел потанцевать… мне так нравится эта музыка…

— Чушь! — махнул рукой отец, чуть не сбив со стола бутылку. — Пригласи Бланш или синьору Моник и танцуй себе на здоровье. И не мешай кузине строить личную жизнь!

Бланш толкнула его в бок.

— А что? — отец не понял ее намека. — Тони мне нравится, серьезный парень.

— Так что, синьор? — Марино обратился именно к нему. — Могу я потанцевать с вашей сестренкой?

Презирая себя, он кивнул. Кузина побледнела и так стремительно вскочила из-за стола, что опрокинула свой стул:

— Идемте же скорее, Тони! Я с удовольствием с вами потанцую, а может, и построю личную жизнь! — она схватила Марино за руку и увлекла за собой.

— Славный малый! — отец проводил их взглядом и повернулся к Бланш. — А чего ты толкаешься?

— Да так, милый, ты все равно не поймешь.

— Почему это? — удивился отец.

— Просто потому что ты — мужчина.

— Да, я мужчина! — согласился отец. — И мой сын — мужчина! Мы всегда поступаем по-мужски, то есть честно и по совести. Я горжусь нами и рад, что мы — мужчины!

— Так выпьем за настоящих мужчин! — Моник подняла бокал.

У него горело лицо, противно вспотели ладони. Отставив бокал, он встал:

— Я иду домой.

— Вот тебе и раз! — воскликнул отец. — Почему?

— Уже поздно. Завтра опять просплю до обеда, а мне надо заниматься. А вы оставайтесь, приятного вечера! До свидания, синьора Моник, надеюсь, мы еще увидимся.

— Молодец, сын! Хвалю за сознательность, — отец похлопал его по плечу. — Иди, конечно, ложись спать. Нас не жди: будем поздно… или рано? — и сам же посмеялся над собственной шуткой.

Он кивнул Бланш, опасаясь ее взгляда, и быстрым шагом пошел прочь. Этот уход был похож на бегство. От чего он бежал? От себя. От того испуга, который овладел им, когда все взгляды за столом были прикованы только к нему, от ее глаз, так моливших его сказать правду, показать, как она важна. И от ощущения своей полной беспомощности, потому что он не смог сказать всем.

Все кипело в нем, когда он чуть ли не вбежал в их темный коттедж. Вихрем ворвался к себе в мансарду и, не включая свет, рухнул прямо в одежде на постель. Кем он ощущал себя? Трусом, предателем с мокрыми от страха ладонями, прилипшим к нёбу языком и дрожащими коленями. Это было первое, что он почувствовал, и, видимо, самое верное, потому что, немного успокоившись, он сел на кровати и задумался уже о другом: а в чем, собственно говоря, дело? Неужели было бы лучше, если бы он открыл сегодня всем правду об их отношениях? Нет! Финал был бы непредсказуем! На миг он представил лица сидящих за столом людей в момент, когда он сказал бы, что они любят друг друга и почти месяц спят вместе. И, как наяву, услышал голос отца, кричащего: «Ты с ума сошел?! На свете что, мало девушек?! Да ты вообще соображаешь, что натворил?! А что скажут или сказали бы…» и тут пошло бы перечисление всех их совместных родственников, как живых, так и покойных… Он так живо представил себе это, что даже вздрогнул.

Нет, все правильно! Он вовсе не трус, он спас их отношения, пусть она ожидала от него иного. Потом сама же скажет спасибо за то, что он не выдал их тайну! Вот так! Практически полностью оправдав себя, он с недовольством подумал о том, что она вообще-то могла и отказать этому Тони в танце! Но нет, она пошла с ним, пошла специально, назло! Решила наказать его за «трусость»? Вызвать ревность? Так кто кого тогда предал? Он, значит, наступив на свою честь и совесть, спас их отношения от огласки, а она, вместо того чтобы понять и быть благодарной за это, уходит танцевать с этим противным инструктором! И еще этот ее взгляд… Ну и взгляд у нее был!