Капля яда. Бескрайнее зло. Смерть на склоне (сборник) - Джадсон Пентикост Филипс Страница 14

– Посадили под крылышко и пылинке не дадут сесть. Полное обслуживание. – Гибсон кивнул, принимая бледной рукой у Этель кусок бисквитного торта. Такой торт она всегда считала деликатесом, а он, хоть и любил, считал сахарную глазурь на нем излишеством.

– Кстати, об обслуживании… – продолжала сестра. – Я сейчас о миссис Вайолет. По-моему, ее услуги не стоят таких денег.

– Но если вы обе поступите на работу, кто будет сдувать с меня пылинки? – возразил Гибсон.

– Мы пока никуда не устраиваемся, – поспешила ответить Розмари. – И не собираемся, пока вы совершенно не поправитесь. – Она сидела на краешке стула, и ее манеры напоминали поведение новой в доме служанки, которая хотела как можно скорее определить свое место и всем понравиться. Гибсона так и подмывало ей сказать: «Расслабься и располагайся поудобнее, Розмари, ты в своем доме».

– Мне вообще не нравится оставлять без присмотра иностранку, – продолжила Этель. – За ними нужен глаз да глаз. Все они со странностями. Из дома пропадают вещи. Не успеешь обернуться – холодильник пуст.

– Вайолет работает у нас больше года, – вступила в разговор Джини. – Очень хорошо убирается.

– Да, но у вас есть ты и твоя бедная бабушка. А у нас… такой дом ничего не стоит содержать в порядке. Я много лет убирала квартиру и работала. Нас теперь две – обе здоровы и в силах. Так что вся эта домашняя работа – раз плюнуть.

– Рози совсем поправилась, – сказал Таунсенд.

Глаза Джини блеснули.

– Мне нравится миссис Вайолет.

– Пустая трата денег, – не отступала Этель. – Я предпочитаю все делать сама.

Гибсон жевал бисквитный торт и с досадой думал, что не решится спросить у сестры, как долго она намерена оставаться в его доме. Разве можно так поступить после того, что Этель сделала для него и Розмари, все бросив и примчавшись на зов? У него не повернется язык попросить ее уйти. Уйдет не она, а Вайолет.

А стулья останутся стоять по-другому, и его это раздражает. Меню будет включать бисквитный торт и другие любимые блюда Этель. Розмари так и не станет хозяйкой в собственном доме. Этель будет ночевать на второй кровати в комнате его жены.

Гибсон почувствовал угрызения совести. И поразился собственным мыслям. Какой же он низкий, себялюбивый! И глупый. Тридцать два вычесть из пятидесяти пяти будет двадцать три. И сколько бы ни заниматься этой арифметикой, результат не изменится. У него есть свое место, кровать, уютная комната с книгами. Неблагодарный! Живешь в прекрасном коттедже с двумя преданными тебе женщинами, которые жаждут позаботиться о тебе. Скажи спасибо и навсегда выброси из головы дурацкую мысль, что нынешний Кеннет Гибсон предназначен для любви к женщине и может быть ею любим другой, а не сестринской любовью. Все славно! – мысленно прикрикнул он на себя. Просто восхитительно! Безоблачные дни он станет проводить в атмосфере благожелательности и благодарности.

Пол Таунсенд поднялся и потянулся. Он пышет здоровьем! Сказал, что ему пора – он еще не достриг свой плющ. И на прощание улыбнулся Розмари.

– Кстати, Рози, если захотите черенки, у меня там их много.

– Большое спасибо, Пол, у меня, наверное, не будет времени…

– Конечно, будет! – воскликнул Гибсон. – Я нисколько не хочу вам мешать.

Розмари только улыбнулась, а Пол сказал, что поставит их в воду. Джини, которую все это время было видно, но не слышно, тоже собралась с отцом.

– Я так рада, мистер Гибсон, что вы снова дома.

Краем глаза он заметил на лице сестры выражение, которое прекрасно знал. Такое выражение у нее бывало всегда, когда она не собиралась произносить вслух то, что думала. На душе стало тревожно. Но через секунду он о ней забыл.

– Совсем запамятовал. – Пол повернулся с порога. – Мама шлет наилучшие пожелания и все такое прочее. Как-нибудь заглядывай, Гибсон, посидишь с ней немного. Ей это понравится.

– Непременно, – как можно сердечнее ответил Гибсон. И Розмари пошла проводить Таунсенда к двери.

– Очень милые люди, – заметила она, возвратившись. – Еще чаю, Кеннет?

– Нет, спасибо. – Гибсон рылся в голове в поисках темы для разговора. – Джини такая спокойная. Милый ребенок.

– У меня такое впечатление, что со своими сверстниками она не очень-то и тихая, – возразила Этель. – А здесь сидела, как кошка, караулящая мышь. Очень привязана к отцу. И, конечно, подсознательно боится, что он снова женится.

– Почему ты это сказала? – спросил Гибсон.

– Иначе быть не может. А он непременно женится. Мужчина в расцвете лет и, на мой взгляд, очень привлекателен для женщин. К тому же состоятельный. Никуда ему не деться. Какая-нибудь блондинка его окрутит. – Этель взяла последний кусок бисквитного торта. – Думаю, дожидается, чтобы умерла мать. Хотя пока не отправил дочь в институт или пока она не завела собственный роман, видимо, опасается осложнений и с этой стороны.

– Осложнений? – вежливо переспросила Розмари.

– Непременной ревности. Подростки особенно остро воспринимают приход в семью новых людей.

– Я не так хорошо знаю Джини, – огорченно пробормотала Розмари.

– Они как раз в том возрасте, когда не хотят, чтобы их знали. Считают себя невероятно глубокомысленными и непостижимыми. – По тону Этель можно было судить, что сама она нисколько в глубину подростков не верит.

Гибсон был знаком с качествами характера молодых людей, поскольку они проходили через его институтскую аудиторию. Но там, напомнил он себе, царили отношения педагога и ученика. Студенты были обязаны его уважать, во всяком случае, внешне. Он помнил много оживленных бесед, когда выслушивал их пытливые мысли. Возможно, молодые люди просто старались блеснуть перед учителем, а личные качества и свои отношения в обществе от него скрывали.

– Они глубоко чувствуют, – задиристо заявил он.

– Как мы все, – парировала Этель, смерив брата взглядом. – Хочешь скажу, кого мне искренне жаль? Миссис Пайн, бедняжку.

– Я недостаточно хорошо ее знаю, чтобы жалеть или не жалеть. – Гибсон чувствовал, что ему надо что-то ответить.

– Разве это не очевидно? – спросила Этель. – Она старая, больная и во всем зависит от зятя. Незавидная судьба. Я вижу, как ее каждый день выкатывают на переднюю террасу, и там она сидит на солнце. Бедная старушка. Ведь сознает – пусть согласна с этим или нет, – что досадная обуза для семьи. И все с облегчением вздохнут, если она умрет. Если доживу до старости и стану такой же немощной, определи меня в богадельню.

– Буду иметь в виду. – В голосе Гибсона прозвучала резкость. Сам он делал лихорадочные подсчеты. Через двадцать лет Розмари будет пятьдесят два года – не намного больше, чем теперь Этель. Но вряд ли найдется женщина сильнее его сестры. Ему же, Кеннету Гибсону, тогда стукнет семьдесят пять – дряхлый старик, возможно, больной или, упаси Господь, такой же, как профессор Джеймс. И что, Розмари станет желать, чтобы он поскорее умер?