Нефритовые четки - Борис Акунин Страница 14

– Засим продолжим, сказал Зосим, – не особенноизящно скаламбурил Ванюхин (судя по лёгкой гримаске, исказившей бесстрастноелицо управляющего, эта присказка прозвучала не в первый раз). – Вашбатюшка, а ваш, стало быть, супруг, – здесь следователь с преувеличеннойуважительностью поклонился пожилой даме, – почувствовал себя скверно ночьюс шестого на седьмое и час спустя уже был, как говорится, с ангелами на небеси.

Двое молодых людей возмущённо переглянулись, уязвлённыеинтонацией следователя, один даже сделал порывистое движение, но СергейЛеонардович чуть нахмурил лоб, и младшие братья немедленно взяли себя в руки.Субординация в семье фон Маков, кажется, соблюдалась неукоснительно.

– Всего получасом позднее в своей двадцатирублевойквартирке испустил дух, в ужасных корчах, секретарь новопреставленного, нектоНиколай Стерн. В корчах, ибо доктора над сим малозначительным лицом нехлопотали, и никто его мук камфорою и прочими новейшими средствами необлегчал. – Следователь сделал паузу, обводя членов одного из богатейшихсемейств империи ироническим взглядом. – Засим мысленно перенесёмся вконтору вашего достопочтенного предприятия, то есть в то самое место, где мынынче находимся. Ибо третий акт трагедии разыгрался здесь. Перед рассветомшвейцар услыхал крики, доносившиеся из коридора, где мыл полы ночной уборщикКрупенников. Перед тем как испустить дух, сей несчастный имел с швейцаромнепродолжительную беседу. Если только это возможно именовать беседой.Крупенников крикнул: «Нутро жгет! Мочи нет!» Швейцар спросил: «Чего несвежегопокушал?» «Не снедал ишшо, – с видимым удовольствием изобразил ЗосимПрокофьевич простонародный говор уборщика, – только чайку барскогодуховитого хлебнул, с чайнику». И минуту спустя Крупенников присоединил своюдушу к двум отлетевшим ранее.

Поскольку все эти обстоятельства Фандорину были уже известны(после разговора с генерал-губернатором он успел коротко ознакомиться с делом),молодой человек не столько слушал, сколько присматривался.

Старший сын покойного предпринимателя, унаследовавший дело,интересовал коллежского асессора более всего. Это был довольно красивый,молодой ещё брюнет с правильными, но какими-то очень уж холодными чертами лица.Первоначальное суждение насчёт «рыбьих» глаз Эраст Петрович был склонёнпеременить. Это у меньших братьев взгляд отливал белесоватой прибалтийскойселедочностью, а у Сергея Леонардовича, пожалуй, мерцал не рыбьей чешуёй, асталью. Судя по этому блеску, предприятие отравленного магната попало в крепкиеруки.

Двух младших фон Маков особенно разглядывать было нечего,юноши и юноши, а вот вдова Эрасту Петровичу понравилась: чувствовалось, что этаженщина способна и мужественно страдать, и женственно сострадать. Хорошее лицо.

Многое о семействе фон Маков объяснял и вид кабинета.

Отсюда на тысячи километров протянулась стальная паутина, покоторой пульсировала кровь огромной державы; здесь обретался мозг, руководившийработой десятков тысяч людей; Бог весть, сколько миллионов рублей, франков имарок нащёлкали костяшки бухгалтерских счётов, лежавших на этом столе, – амежду тем, обстановка была самая простая, даже аскетическая. Всё необходимое(несгораемый шкаф, полки для бумаг, стол, несколько кресел и стульев;географические карты; новейший аппарат Белла) и ничего лишнего (ни картин, нискульптур, ни ковров). Столь тщательно подчёркиваемое спартанство означало: мыденьги на пустяки не тратим, у нас каждая копейка должна работать. Идея дляроссийского предпринимательства экзотическая, почти небывалая.

Однако что всё-таки означал странный приём, оказанныйчиновнику особых поручений?

Здесь Эрасту Петровичу пришлось вновь сосредоточиться нарассказе следователя, поскольку Ванюхин заговорил о результатах лабораторногоисследования, очевидно, только что к нему поступивших.

– …Засим, сказал Зосим, перейдём к чайнику, из которогоуборщик так неудачно полакомился барским чайком. Хоть московская полиция икосолапа, но отдать чайник в лабораторию всё же догадалась. На наше счастье,Крупенников был нерасторопен и помыть посудину ещё не успел.

Эти слова сопровождались таким нехорошим взглядом,устремлённым на старшего фон Мака, что Фандорин весь подобрался и тожепосмотрел на барона. Тот дёрнул краем рта, более ничем своих чувств не выдав.

– Почему вы всё ходите вокруг да около? – невыдержал самый юный из братьев, с чёрным пушком над верхней губой. – Чтопоказало исследование чайника?

Ванюхин воззрился на юношу с величавым негодованием.

– Не забывайтесь, молодой человек! Родиться в семье толстосумов– это ещё не заслуга. Вы разговариваете с действительным статским советником,кавалером Владимирской звезды! Это у вас в Москве молятся златому тельцу, а яему не последователь, я, милостивый государь, следователь! Я прибыл сюда не повашему мановению, а для сыска по делу о тройном убийстве! И злодея сыщу, кем быон ни был, уж можете быть уверены!

Видно было, что Зосиму Прокофьевичу давно уже хотелось всёэто проговорить: и про свой чин, и про звезду, и про следователя-последователя.Он, наверное, для того и испытывал терпение фон Маков, чтобы получить поводуказать богачам их место, обозначить, кто здесь главный.

– Володя не желал вас обидеть, вашепревосходительство, – мягко произнесла дама. – Прошу вас,продолжайте.

Ещё немного попыхтев, Ванюхин продолжил все тем же ядовитымтоном, по преимуществу глядя на Сергея Леонардовича:

– В чае с мятой обнаружен мышьяк. Отравитель обошёлсябез аристократичных цикут и цианидов. Между прочим, очень неглупо рассудил.Ведь мышьяк, в отличие от ядов более изысканных, продают в любой аптеке, аиногда даже в скобяных лавках. Чрезвычайно ходовой товар – как известно, крыс имышей в городе насчитывается куда больше, чем двуногих жителей. Это, таксказать, соображение общего порядка. Далее перейду к фактам.

Следователь пошуршал бумажками, просматривая свои, записи.

– Факт номер один: покойный барон вечером всегда пилчай с мятой, в одно и то же время.

– У Леона был больной желудок, мята успокаиваларези, – печально сказала вдова.

– И преступник отлично об этом знал, – подхватилВанюхин. – Факт номер два: ровно в половине восьмого конторская горничнаяМарья Любакина подала в кабинет чайник. Это подтверждают сотрудники канцелярии,которые в тот день были удержаны сверхурочно. К девятому часу все ушли, вкабинете остались лишь управляющий и секретарь. По свидетельству швейцара, этидвое покинули здание почти одновременно, в половине одиннадцатого. Барон вкарете, секретарь Стерн, разумеется, на своих двоих. Судя по чашкам, оставшимсяна столе, управляющий с барского плеча угостил беднягу Стерна чаем. Вот ужвоистину, минуй нас пуще всех печалей.