Анекдот о вечной любви - Фаина Раевская Страница 14

— Мне нужен Бох, — заявила я санитарам, когда они без лишних церемоний переложили мое бренное тело с каталки на кровать.

— Он всем нужен, — философски заметил один из санитаров.

— Точно. Только не всем везет, — поддержал его другой.

Хоть голова у меня и болела нестерпимо, по я все-таки сообразила, что мою просьбу санитары сочли бредом больного воображения. Следовало прояснить ситуацию.

— Вы не поняли, наверное… — задушевно начала я. — Мне нужно поговорить с доктором, Евгением Арсеньевичем. Он меня только что спас… Ну, мне кажется, что спас.

— Он всех спасает. Работа у него такая, — равнодушно отозвался первый санитар и тут же добавил: — Хирург от Бога. Да ты не волнуйся, девушка. Он обязательно тебя проведает.

— Но…

— Не спорь. Бох сейчас занят. А ты отдыхай, болезная. Отдых и сон для тебя сейчас — первейшее лекарство. Спи, дочка! Придет Зинаида, капельницу тебе вставит, свой знаменитый коктейльчик вколет, глядишь, и полегчает! — второй санитар заботливо накрыл меня одеялом, после чего они удалились.

Возможно, добрый санитар и был в чем-то прав, утверждая, что сон — лучший лекарь в моей ситуации. Только я спать не собиралась и, когда пришла Зинаида, полная медсестра с простым деревенским лицом, поинтересовалась:

— Где мои вещи? Мне нужен телефон.

— И-и, милая, спохватилась! От вещичек твоих рожки да ножки остались. Ты ведь как из автобуса-то вывалилась, еще по земле катилась… Ох, страсть какая! Считай, повезло тебе, красавица, повезло необыкновенно! Цела ведь осталась. Изрезалась малость да головушкой тюкнулась, а так — ничего страшного. Бох сказал, что ты в рубашке родилась. Недельку у нас полежишь, подлечишься… — Зинаида говорила, не умолкая, и постоянно двигалась, отчего возникало ощущение присутствия в небольшой палате едва ли не десятка медсестер. У меня голова пошла кругом, затошнило.

Пришлось закрыть глаза, чтобы желудок успокоился. Зинаида тем временем сделала мне укол, довольно болезненный, и поставила капельницу.

— Вообще-то, вещички твои жениху отдали, — продолжала свой бесконечный монолог медсестра. — Ох и лютый мужик у тебя! На доктора с кулаками как попрет! Но наш Бох — мужик тертый и не таких успокаивал. Вот слушай, случай был лет десять назад… Ну, когда бандиты бесчинствовали повсюду. Привезли к нам, значит, братка одного. Раненого. А Евгений Арсеньевич как раз плановую операцию проводил. Так бандюги эти прямо в операционную завалились! Спасай, говорят, лепила, другана нашего. Выживет — слава и деньги, помрет — и ты следом отправишься.

— И что Бох? — я против воли заинтересовалась рассказом медсестры. Тошнота прошла, но голова по-прежнему кружилась. Ко всему прочему, неудержимо захотелось спать. Возможно, я бы и заснула, но желание услышать продолжение героической саги об отважном хирурге оказалось сильнее.

— А что Бох? — вроде бы удивилась Зинаида. — Послал, разумеется…

— Куда?

— Ну… Сперва по матери, а потом к другому хирургу. Между нами говоря, — понизила голос словоохотливая медсестра, — у парня-то пустяковое ранение было, всего лишь ляжку ему прострелили. Так что жених твой притих на некоторое время.

Что-то в словах медсестры заставило меня насторожиться: это что же должно было произойти, чтобы сверхактивный Петруха притих?

— В каком смысле? — пролепетала я, всерьез озаботившись судьбой приятеля.

— Да ты не волнуйся, ничего страшного. Твой-то, когда с кулаками на Боха набросился, сильно возбудился. Арсеньевич его и успокоил…

— Как?!

— Обыкновенно: кулаком в глаз — и успокоительный укол в задницу. Отдыхает твой жених.

— Он не жених, он — Петька, — поправила я Зинаиду, после чего силы меня покинули окончательно и наступило спасительное небытие.

«Должно быть, я лунатик. Точно, точно, лунатик! Иначе чем объяснить, что волшебный Зиночкин коктейль не действует? По идее, мне сейчас следует спать, а я вот лежу, сама с собой разговоры разговариваю и таращусь на естественный спутник Земли, как таракан на дихлофос. А главное, в голове — ни единой мысли! Наверное, я все-таки сильно башкой тюкнулась и весь ум отшибла напрочь. Теперь буду жить овощем. Прощай, ТЭФИ! И ты, Пулицеровская премия, прощай…»

Луна занимала добрую половину больничного окна. Широкая серебряная дорожка тянулась прямо к моей кровати. Минут десять я усердно изучала неровности лунного рельефа и прикидывала, где именно высадились американцы и на фига им это было нужно. Размышлять далее по этому поводу помешал тревожный сигнал организма. Он требовал немедленного освобождения от накопившихся излишков жидкости.

Существовало два пути решения проблемы. Первый — самый легкий: нажать кнопку вызова медсестры. Зинаида явится злая, как цепной пес, оттого, что ее посмели потревожить глубокой ночью, подложит под меня холодное судно, и дело будет сделано. Второй способ: самостоятельно доковылять до туалета, благо он находится здесь же, в палате.

— Мы не ищем легких путей. Славные комсомольские традиции следует соблюдать, — убеждала я сама себя, со стоном поднимаясь с кровати, — комсомольцы, как известно, сперва придумывали себе трудности, а потом героически их преодолевали. Пойду-ка и я их проторенным путем.

И ведь пошла, мужественно борясь с тошнотой и болью во всем теле. Хорошо хоть до туалета было значительно ближе, чем до светлого коммунистического будущего, вернее, прошлого.

Свет в удобствах я не включила, решив, что мимо горшка не сяду, да и естественного лунного освещения вполне достаточно. Балдея на унитазе, изо всех сил гордилась как собой, так и комсомольцами, а заодно и пионерами-героями. Приятное занятие прервал осторожный звук открываемой двери. Я было решила, что с ночным дозором нагрянула бдительная Зинаида, но тут же отмела эту мысль. С чего бы Зинаиде красться в темноте? Да и вообще, медсестра наша — дама не робкого десятка, и днем и ночью в палату заходит, как хозяин. Затаив дыхание, я наблюдала за поведением неожиданного гостя в приоткрытую туалетную дверь.

А вел он себя странно, если не сказать — подозрительно.

Тенью пришелец скользнул к кровати, на которой должна была лежать я. На фоне большой круглой луны внушительный силуэт гостя выделялся очень отчетливо.

«Интересно, что он собрался делать? — озадачилась я. — Может, это мой тайный поклонник? Вряд ли. Нет у меня поклонников, ни тайных, ни явных. Да и не являются поклонники, аки тати в нощи. Тут что-то не то…»

В задумчивости я поскребла перебинтованную голову, скривилась от боли, схватила эмалированное судно на случай, если придется иступить в неравную схватку, и притаилась в своем убежище.

Тем временем мужчина совершил несколько манипуляций, окончательно сбивших меня с толку. Вместо того чтобы проверить наличие меня под одеялом, он извлек из кармана нечто, по виду похожее на шприц (из моего укрытия определить точно было затруднительно), после чего вставил иглу в капельницу и, удовлетворенно ухнув, надавил на поршень. Капельницу еще с вечера подготовила заботливая Зинаида, сказав: