Пять шагов по облакам - Татьяна Устинова Страница 14

Широкие двери старинного лифта, который важно ходил взолотой клетке под часами, неторопливо разъехались, и из него вышла оченьвысокая молодая женщина в джинсовом костюме. У нее был замученный вид, а наносу темные очки.

— Мила! — закричала Лера и полезла через ноги Полянского.Тот посторонился. — Милка!

Высоченная остановилась и посмотрела по сторонам внедоумении.

— Милка, ты же сказала, что утром будешь уже в Москве!

Мелисса Синеокова подняла на лоб очки и повернулась совсем вдругую сторону, не в ту, где была Лера, и неуверенно улыбнулась равнодушнойтетке иностранного вида. Тетка удивленно улыбнулась в ответ.

Лера подлетела и дернула ее за плечо:

— Дура, ты куда смотришь! Разве я оттуда кричу?

— Лерка! Откуда ты взялась?!

— У меня переговоры, — зашептала Лера Любанова и незаметнопоказала на Садовникова с Полянским, которые не отводили от них глаз. — Во-он стем козлом. Козел называется Герман Садовников, он лидер правой думскойфракции. Он меня уже извел, честное слово!

— Да, — сказала Мелисса Синеокова негромко, и глаза у неесузились. — Я его знаю. И вправду козел.

— Почему ты не в Москве?

— Съемки внезапно отложили. Я их жду.

Лера подбоченилась.

— Как это ты их ждешь?!

— Ну, продюсер позвонил и сказал: извините, пожалуйста, унас все откладывается на два дня. Ну, не отменять же, раз уж я все равно здесь.Вот я теперь жду. — Она говорила и отводила глаза, совершенно точно зная, чтоЛера сейчас будет ругаться.

Лера принялась ругаться:

— Слушай, Синеокова ты моя, все-таки ты ненормальная! Ты жезвезда первой величины, черт тебя побери! Какого рожна ты торчишь в Питере иждешь съемок, если они отменились, как ты выражаешься! Немедленно садись насамолет и дуй в Москву! Тебе больше делать нечего, только съемок ждать?!

— Да, но я все равно уже здесь…

— Здесь! Ты сейчас здесь, а через два часа будешь в Москве!Васьки на тебя не хватает! Звони ему немедленно, пусть он тебя встречает!

— Валерия Алексеевна! — негромко, но очень-очень внушительнопозвал Садовников. Внушительность его голоса перекрыла даже звук ручейков,растекавшихся от арфы.

Лера повернулась к нему спиной.

— Звонить я не буду, — сказала Мелисса Синеокова, знаменитаяписательница. — Я на него обиделась.

— Ну и дура. Он тебя что, побил?

— С ума сошла?!

— Значит, оскорбил словом?

— Не хочу я рассказывать!

— Послал бог подругу, — под нос себе пробормотала ЛераЛюбанова, — ничего толком не добьешься, двух слов не может связать! Сидит однав гостинице в Питере, ждет съемок! Угораздило же!

— И вообще у меня температура, — сказала Мелисса Синеоковапечально. — Тридцать восемь и семь. Представляешь?

Лера закатила глаза.

— А куда тебя несет, сокровище, с такой температурой?! Тебележать надо! Возвращайся в номер и ложись немедленно, я к тебе сейчас приду. Тыв каком?

— В четыреста шестнадцатом, только лежать я больше не могу,полдня лежу. Я в скверик выйду, на солнышке посижу и вернусь. А ты приходи комне. Только одна, без… этих.

— Еще мне не хватало этих по чужим номерам водить! И как этотак получается, что как только Васька отвернется, тебя обязательно по башкестукнет? В прошлом году упала так, что ходить не могла, из машины вывалилась,помнишь! А он только за сигаретами отошел!

— Ничего я не помню, — упрямо сказала Мелисса, которой нехотелось думать о том, как ей плохо без Васьки. — Иди, они уже замучились тебяждать. А я посижу на лавочке и вернусь.

— Я тебя заберу в Москву сегодня, — вслед ей сказала Лера. —Температура у нее, а она в Питере съемок ждет, которые отменились!..

Она смотрела, как Мелисса Синеокова идет по просторному ичистому холлу, застланному поверх мраморной плитки коврами, как кивает иулыбается всем входящим и выходящим, как внезапно чихает и утирает нос, какотступает с дороги, потому что навстречу ей в высокие двери вдруг ввалиласьцелая толпа людей.

Толпа как-то моментально распространилась по всемупомещению, между ваз и колонн. В центре ее вышагивал высокий человек в длинномпальто. Он не шел, а именно вышагивал, по сторонам не смотрел.

Лера моментально его узнала.

Ахмет Баширов, один из самых богатых и удачливыхпредпринимателей, непримиримый враг Вадима Сосницкого.

Сердце вдруг застучало. Только что не стучало, как будто ине было у нее никакого сердца, а тут объявилось!

Что это может значить?..

Совпадение? Случайность? И тот человек за колонной, похожийна Андрея Боголюбова, тоже случайность?..

Или Сосницкий задумал какой-то сложный спектакль, и теперьони все просто играют роли, разевают рты, делая вид, что говорят, и водятруками, делая вид, что жестикулируют, а невидимый кукдовод из Лондона дергаетза ниточки? Или тут что-то другое?..

Но что? Что?..

Мелисса скрылась из виду — ей было наплевать на Баширова иСосницкого, — и Лера осталась совсем без всякой поддержки. На Полянского в этомсмысле надежды нет никакой.

— Валерия Алексеевна!

Она вернулась за столик, краем глаза наблюдая запередвижениями Баширова по лобби-бару, в котором они сидели. Вот он скинулпальто на руки одного из охранников, вот кивнул официантке, вот неторопливооглядел всех сидящих, одного за другим.

У него были очень темные волосы, широкое нерусское лицо иузкие внимательные глаза.

Татаро-монгольское иго.

— Ахмет Салманович пожаловал, — сказал Садовников негромко,и Лера поняла, что он нервничает. — Прошу прощения, я должен поздороваться.

Неторопливо, как будто унимая свой страх, он поднялся, исделал несколько шагов, и замер, остановленный охраной.

Охрана Бапшрова сильно отличалась от охраны Германа Ильича —амбала, в единственном числе восседавшего на стуле посреди лобби-бара. Их былочетверо, и все с одинаковыми бульдожьими лицами и витыми проводами микрофонов,засунутыми сзади за воротники одинаковых пиджаков. Во все стороны они одинаковоповорачивали головы, как будто никак не могли найти, на чем бы имсосредоточиться, и Германа Ильича отсекли уже на подступах к Баширову.

— Ахмет Салманович!

— А-а, здравствуй, Герман!