Дело о бюловском звере - Юлия Нелидова Страница 13

Иноземцев успел подняться, но на последних словах шлепнулся обратно на кушетку.

— Моя миссия окончена, — не обращая внимания на его потерянный вид, проговорил странный молодой человек с напомаженными волосами и внешностью оперного Онегина. Достал золотые часы, инкрустированные мелкими алмазами, щелкнул крышечкой и нахмурился. — У меня важное свидание в полдень, я опаздываю. Разрешите воспользоваться вашей коляской? Да, забыл предупредить: Тихон, коляска и пара в яблоках теперь ваши. Я пришлю их, как только покончу с делами.

И покинул комнату.

Еще минуту Иноземцев сидел, не шелохнувшись, вцепившись руками в край кушетки и больно закусив губу. К генералу с ашантийскими алмазами, который находился на расстоянии нескольких, а быть может, одного сеанса гипноза, к его супруге, что была еще ближе — на сажень могилы мужа, добавились больница с пациентами, больными неведомой болезнью. А еще несчастная Ульянушка, затворница, мечтающая о свободе. О ней Иноземцев беспокоился больше всего. Бедное дитя живет в окружении таких страстей — сердце кровью обливается при мысли о нежной ее психике.

Однако пора было делать обход больных.

После трех часов, которые Иноземцев потратил на осмотр и беседы с пациентами, он готов был выть от негодования. Все без исключения оказались, как и говорил управляющий, абсолютно здоровы. Ни скарлатины, ни дизентерии, ни катара желудка, ни даже безобидного ларингита — все как на подбор пышущие здоровьем, только вялые, безразличные и сонные. Они не выказывали ни малейшего волнения, их ничто не удивляло, ничто не казалось подозрительным, хотя на прошлой неделе похоронили трех женщин и одного юношу.

Вернувшись в докторскую, Иноземцев бросил отчаянный взгляд на объемистый стеллаж, занимающий две стены. Больше всего он хотел разобраться со всем быстро и меньше всего — читать эти записи. Тряхнул головой, словно желая отбросить усталость, решил про себя, что завтра непременно приступит к изучению карточек, а на сегодня хватит. Скоро солнце начнет клониться к закату. Успеть бы засветло к усадьбе.

В эту минуту, точно шелест крыльев бабочек (верно, предчувствие), раздался шум подъехавшего экипажа. Иноземцев бросился к окну. За ним!

Тихон явился не один. Изящно откинувшись на широкую спинку и уронив на колени сложенную омбрельку, в коляске сидела Ульянушка — ее светлую косу, перекинутую через плечо, и голубой шлейф не узнать было невозможно. От внезапного счастья Иноземцев позабыл сюртук и медицинский чемоданчик и в два прыжка очутился в сенях.

— Не махараджа, а ашантихене, — проговорила Ульяна вполголоса, когда Тихон выкатил коляску на пыльную дорогу. Иноземцев в удивлении уставился на нее. Ульяна глядела куда-то поверх головы доктора, в глазах переливались лучи заходящего солнца, светившего ей прямо в лицо. Вздохнула, улыбнулась печально. Казалось, она думает о чем-то своем, а он невольно подслушал часть ее мыслей.

Но сердце немедленно екнуло при упоминании махараджи. Отчего ей пришло в голову заговорить об этом?

— Что-что вы сказали, Ульяна Владимировна?

— Не махараджа, — повторила Ульяна, по-прежнему глядя в одну точку, и добавила по-немецки: — Mein Onkel war noch nie in Indien ^[2].

Иноземцева осенило: неужто тогда в башне у недужного генерала он умудрился высказать свои предположения вслух? Долго ли Ульянушка слушала, как он разговаривает сам с собой? Как неловко вышло!..

Иван Несторович бурно покраснел и опустил глаза, а Ульянушка едва коснулась его руки и снова заговорила, но уже по-русски и с теплой улыбкой:

— Простите, я не хотела вас смутить. Лучше поглядите назад, какая красота!

Уездная больница казалась белоснежным зефирным завитком на желто-пшеничном блюде. Дальше дорога пошла вниз, и здание в окружении тополей стало удаляться, повисло между закатным небом и волнующимся золотым океаном, а потом и вовсе исчезло. Иноземцев перевел взгляд и снова залюбовался генераловой племянницей — тяжелыми веками с чуть опущенными уголками, придававшими ее лицу печальную отрешенность, по-детски округлыми щечками и едва уловимой улыбкой, играющей на губах. Закат золотил ее глаза, волосы, кожу. В пальцах она теребила веточку жасмина, дурманящего своим буйным цветом. Пурпурные соцветия падали с колен на пол коляски.

— Очень красиво, — пробормотал он. Но тотчас смущенно отвел глаза, вдруг осознав, что до неприличия долго разглядывает генеральскую воспитанницу.

— Как вы нашли богадельню моей тетушки? — спросила она.

— Я удивлен. Мечта, а не больница, если бы не странности, которые ее окружают.

На мгновение ее лицо омрачилось.

— Должно быть, Миколка вас настращал. Это из ревности.

— Какой Миколка? — опешил Иноземцев. — Вы имеете в виду месье Николя?

— Месье Николя! — Ульянушка не удержалась от хохота, а Иноземцев снова почувствовал себя неловко. — Это он совсем недавно стал месье, а так он Миколка Алексеев, сын Настасьи, кухарки.

Изумленный Иноземцев припомнил, как управляющий отлично грассирует, хоть русские слова произносит весьма неплохо. Но смех красавицы был таким заразительным, что он не удержался и тоже начал смеяться.

— Дело в том, что когда Натали вошла в наш дом в качестве супруги дядюшки, а с тех пор минуло без малого три года, наш Миколка влюбился в новую хозяйку и до того досаждал ей своими чувствами, что тетушке пришлось пойти на хитрость. Она дала ему небольшую сумму и наказала ехать во Францию покорять Париж.

— Покорять Париж? И как же?

— Как он сочтет возможным. Выбрать любое дело и добиться в нем вершин.

— И каких же вершин достиг месье Николя?

— Он стал прима-танцором в одном из наимоднейших кабаре.

— Вот оно как! То-то гляжу, движения у него какие-то павлиньи.

Ульянушка снова прыснула, а вместе с ней и Иван Несторович. Как же он был рад ее смеху! В глубине сердца приятно заворочалось, и Иноземцев решил, что непременно поправит ее дела, вылечит дядьку и разберется с чумой. Ради такой-то улыбки!

Но как?

Он тотчас помрачнел и впал в раздумья. Столько жизней и судеб зависело только от него одного.

— А отчего решил вернуться? — спросил он, хотя думать продолжал совсем о другом.

— Верно, чувства его не смог погасить даже свет огней волшебной столицы. Мадам пришлось обещать ему должность управляющего, иначе он не рискнул бы отбыть столь далеко.

До поместья доехали молча. Ульяна снова отрешенно смотрела в сторону, а он перебирал все детали, напрягал память, припоминал, о чем говорили случайные попутчики. Н-да, головоломка. Надобно было найти место в мозаике истории генерала глазами местных жителей, истории генерала со слов самого генерала, наличию или отсутствию алмазов. Скорее наличию. Иноземцев все же не готов был поверить, что домину и больницу француженка отгрохала на собственное приданое. Да и стала бы дочь банкира прозябать в российской глуши? Любовь? Иноземцев был из того поколения, которое презрительно и с насмешкой морщило нос при этом слове. Суровые мужи оставляют сердце чистым и тщательно оберегают его от жука-точильщика, именуемого любовью, дабы служило оно в полную силу на благо делу. А вздохи и причитания — удел девиц и сочинителей, падких до рифмы.