Дело о бюловском звере - Юлия Нелидова Страница 12

Спустившись, наткнулся на камердинера, который заговорил только после того, как исполнил перед гостем свой привычный приветственный танец.

— Доброго утречка, ваше благородие. Извольте откушать завтрак — накрыли специально в парке. Сегодняшнее утро особенно свежо. Грех не воспользоваться даром господним.

— Благодарю, но что-то нет аппетита. Когда можно будет отправиться в больницу?

Саввич в удивлении всплеснул руками и приготовился возразить, но Иноземцев глянул на него с такой суровостью, какой сам от себя не ждал. Очень стало досаждать, что все вокруг только и пытались дирижировать его действиями, точно заставляя играть роль в каком-то нелепом спектакле.

— Что ж, — сдался слуга, — как вашему благородию будет угодно. Коляска заложена, и мсье Николя, наш управляющий, уже ожидает ваше благородие.

Мсье Николя легко соскочил на землю поприветствовать доктора. Статный француз одних с Иноземцевым лет, одет строго, но с иголочки, с блестящими от бриллиантина черными локонами до плеч, колючим синим взглядом и изящно-небрежной щетиной. На управляющего он походил мало, больше на парижского щеголя или американского миллионщика. Сверкнув ровным полумесяцем зубов, он сделал приглашающий жест к коляске.

Когда молодые люди уселись и возничий, ворчливый бородач Тихон, уже приготовился стегануть пару в яблоках, Саввич подбежал к коляске со стороны Ивана Несторовича и, смешно подпрыгивая, затараторил:

— Барыня велели передать вашему благородию свое благословление. И велели еще добавить, что все в силе и что ждут-с ответа вашего.

Иноземцев взволнованно закусил губу. Лицо стало белее воротника. Он неуверенно кивнул, а камердинер в ответ шлепнул одну из лошадок по крупу.

— Тихон, трогай.

Покатили по аллее, миновали ворота, выехали на дорогу. Слева простиралось поле, справа — лес.

— Очень рад знакомству, Иван Несторович. Натали Жановна с большой тщательностью отнеслась на этот раз к выбору врача для своей больницы. Я полагал, она отправилась воскрешать Гиппократа или по меньшей мере Галена.

— Авиценну, — сыронизировал Иноземцев.

Он не знал, как следует отнестись к словам управляющего — как к лести или как к издевке, поэтому решил ничего более не говорить. Улыбка, которой он постарался скрасить свое молчание, получилась вымученной и оттого глупой до чрезвычайности.

Иноземцев искоса поглядывал на лощеного спутника. Каково же истинное положение этого красавца? Поди, полюбовника с далекой родины привезла барыня, а здесь сделала управляющим. Стоило красавцу заговорить, как его уже было не остановить. Речь его лилась непринужденно, и никакого, надо же, намека на акцент — чистейший русский язык. Только иногда прорезалось легкое грассирование. А может, напротив, он нарочно так коверкал слова, чтобы казаться большим иностранцем. Черт разберет.

Николя принялся говорить о дорогой хозяйке (надо отметить, с большой нежностью). Поведал, как барыня-подвижница проводила часы на лютом холоде, сама руководила ремонтом богадельни. Как ездила в столицы за утварью и мебелью, за медикаментами и специалистами. Как подолгу уговаривала крестьян ходить к ней лечиться.

Сначала Иноземцев слушал с большим вниманием, отмечал некоторые детали, потом голос рассказчика стал ему надоедать. К концу пути у него окончательно разболелась голова, и теперь он думал только о том, что зря отказался от завтрака.

Наконец послышалось заветное «пр-ру-у», и коляска остановилась.

Уездная больница превзошла все ожидания. Бывшее здание церковно-приходской школы за редким аккуратным забором было заново выбелено и кое-где залатано. Слева и справа роща, сбоку домишко сторожа. Цвел жасмин, распространяя головокружительный аромат лета. В версте отсюда, по ту сторону дороги, — церковка.

Пространство внутри обустроено было с максимальным комфортом для больных и для персонала. Сестринская, докторская, аптека, лаборатория, кухня, надо же, даже операционная — это все на первом этаже, палаты — на втором. Всюду чистота и белизна, стройные ряды кроватей освещают потоки дневного света, льющего в чисто вымытые окна. Пахло свежей едой, не то что в обычных больницах. За домом рос сад — яблоки, сливы, орешины, чуть дальше были коровник и курятник. За больными, верно, хорошо смотрели. Барыня Натали постаралась от души.

После нищеты столичной Обуховки Иноземцев едва не прослезился.

— Вижу, вы не остались равнодушны, — с высокомерным удовольствием произнес управляющий. — Ожидали встретить развалюху, пропахшую смертью?

— О да! Неожиданно весьма, — не стал спорить Иноземцев.

— Теперь о ваших прямых обязанностях. — Голос Николя вдруг переменился. Теперь он звучал резче — из мягкого, бархатного превратился в стальной. Управляющий плотно притворил дверь докторской и развернулся. Иноземцев перестал озираться и поднял на него глаза.

— Прошу присесть.

Заныло в желудке, но отнюдь не от голода. Иноземцев неловко опустился на кушетку. Управляющий теперь нависал над ним.

— Первое. Больница земству не принадлежит, и вы вступаете на должность штатного врача без официальных бумаг. Никакие формальности вам сейчас не нужны. О Петербурге позабудьте, там вас ждет арест. Мадам Тимофеевой вы понравились, потому советую барыню не огорчать. Она спасла вас от больших неприятностей, умейте же быть благодарным.

Николя сделал паузу, видно, чтобы удостовериться, что слова его достигли цели.

— Посвящать вас в дела предыдущих докторов я не стану, сами разберетесь. Вот стол, вот картотека. — Он выпростал кисть, унизанную перстнями, в сторону высоких стеллажей. — Натали Жановна любит порядок, велела завести на каждую душу тетрадку и разложить их под литерами от «А» до «Я». Вам не составит большого труда разбираться, кто есть кто. Ассистентов у вас не будет, это во-вторых. Весь учет и лечение будете производить сами. Однако эта тяжкая участь будет облегчена — в вашем распоряжении пять толковых медсестер и две фельдшерицы. Они всего лишь исполнители, посвящать в тайну лекарского искусства их не следует. Сами они ни о чем никогда не спросят. Свое дело знают.

Иноземцев поспешил удивиться, но Николя предупредил его вопрос голосом еще более строгим:

— И трэтье. Вы заметили, что палаты полны?

— Да, — сорвалось с побледневших губ Иноземцева. Все пациенты спали беспробудным сном — странно для такого позднего часа.

— Лихорадит все деревни в округе. Никто не может понять, что с нашими несчастными больными. На вид они кажутся совэр-ршенно здоровыми, но с каждым днем эти крестьяне бледнеют, худеют, теряют голос, следом силы и умирают. Эпидемия уходит корнями в стародавние времена. Порой она затихала, исчезала вовсе, потом возвращалась. Исследуйте ее, — бесстрастно велел управляющий. — За этим вы здесь. Может, природа здешняя иная, может, вода в водоемах, может, еще что.

И помните: каждая смерть будет лежать на вашей совести.