Дело Каллас - Ален Жермен Страница 13

– Вот мы и пришли.

Интерьер оказался довольно-таки причудливым, наблюдалась смесь разнородных стилей, вкусов и привычек, что объяснялось прошлым владелицы дома. Эмма, бельгийка по происхождению, – отсюда ее превосходный французский, – в одном из путешествий встретила своего будущего мужа, майора Джонсона, служившего в то время в Индии. Произошел, как говорят французы, «удар молнии», иначе – любовь с первого взгляда. От счастливого брака родилось двое детей. Однако впоследствии майор, бывший на тридцать лет старше Эммы, узнав о смертельном диагнозе, установленном врачами, – рак костей, – пустил себе пулю в лоб. Ему было девяносто лет. Своему семейству он оставил предсмертное послание: «Не печальтесь. Я счастливо прожил свою жизнь, чего и вам желаю. Да не отразится на вас моя смерть! Я очень хорошо использовал отпущенное мне судьбою время».

Эмма, всегда любившая мужчин старше ее и неприязненно относившаяся к больным, с удовлетворением восприняла такой конец и решила следовать советам своего покойного мужа. Ни в чем не нуждаясь, она воспитала своих детей в любви к жизни и привила им привычку к счастью, подобно тому, как прививают черенок; приучила их находить радости во всем, даже в самом неприятном.

Одним словом, это была весьма симпатичная женщина, энергичная, несколько экстравагантная, всегда в хорошем настроении; она без усилий и элегантно несла груз своих семидесяти лет. Склонная к эксцентричности, Эмма соответствующим образом обустроила свое жилище: сувениры, привезенные из Индии, викторианская мебель, фламандский антиквариат, унаследованный от родителей, были художественно разбросаны тут и там, стояли вперемежку, вызывающе держа себя в этом отлаженном беспорядке. На диванах и канапе небрежно лежали шкуры бенгальских тигров; на рояле разместилась коллекция слоновых бивней; везде – подсвечники, ковры, изящные безделушки. В разных местах, демонстрируя обложки, лежали плашмя раскрытые книги: «Госпожа Бовари» Гюстава Флобера, «Чувство и чувствительность» Джейн Остен, «Дама с камелиями» Александра Дюма. Чтобы сесть, нужно было сначала освободить стул или кресло и положить снятое на соседнюю стопку, не нарушив ее равновесия.

– Я поселю вас внизу, в комнате близнецов. Ах, дорогой доктор, я забыла вам сказать, что у Билла есть брат-близнец – Боб. Роберт Джонсон – почти ваш коллега, он выбрал не хирургию, а психиатрию. Подростками они приводили в ярость Бертрана, выдавая себя один за другого. Они даже мне морочили голову: так они были похожи.

– А теперь?

– Да и теперь все по-прежнему! Стоит им захотеть, и вы не узнаете, кто есть кто! – подтвердил Бертран.

– Вот ключ, так что вы будете полностью независимы, приходить и уходить сможете, когда захотите. Атебе, Бертран, я не смогу дать твою бывшую комнату. Я сдала ее одной хористке из Оперы. Все не так одиноко, когда я остаюсь одна в этом большом доме. Я скоро познакомлю вас с ней, за чаем. А пока приводите себя в порядок, встретимся в гостиной в пять часов, если это вас устраивает.

Оба мужчины спустились в отведенную им комнату в полуподвальном помещении. В ней все еще чувствовалось присутствие мальчишек: на стенах висели фотографии футболистов, вымпелы, флажки, флаги были прикреплены к стенам, обитым полотном из бежевого джута. Под ногами пружинил, поглощая шум шагов, густой напольный ковер цвета ржавчины, а низкий потолок создавал ощущение, что вы находитесь в коконе. Центр комнаты занимали две одинаковые кровати с белыми льняными покрывалами. На широком бюро черного дерева в стиле конца XIX века вполне могли улечься валетом несколько человек, но сейчас на нем лежали пара ракеток, крикетное било, перчатки и мяч. Чернильные пятна, каракули на дереве свидетельствовали о том, что в свое время за этим столом делали домашние задания. В одном из углов посетителям улыбался задравший хобот слоненок в натуральную величину.

Одна дверь выходила в ванную комнату, другая, как и большое окно с фрамугой, – на внешний дворик, откуда поднималась лестница на улицу. Солнечный луч, которому удалось пробиться в эти глубины, отражался в зеркале над вдавленным в стену камином, оживленным искусственным трепыханием электрического огня.

– Ну и как мой отель?

– Очень экзотично! Какое красивое пламя! Это чудесно!

– Вам и вправду нравится?

– Не кривлю душой!

– Знаете ли, Эмма очень независима и дает жить другим. За исключением обязанности завтракать и участвовать в пятичасовом чаепитии, если только мы в это время находимся в доме, мы полностью свободны. Как ветер!

– Спасибо, Бертран, за то, что приоткрыли мне часть вашего прошлого. Я очень тронут.

– Спасибо вам за то, что разделили эти воспоминания со мной.

Инспектор и врач с нежностью посмотрели друг на друга. Оба смутились от подобного проявления сдерживаемых чувств и с облегчением вздохнули, услышав голос миссис Джонсон, постучавшейся в дверь.

– Входите.

– Ну как, у вас есть все?

– Думаю, да.

– Если будете мерзнуть, то в шкафу есть одеяла. Вот вам туалетные полотенца, я забыла про них. Поднимайтесь, когда хотите, чай будет готов через пять минут. Сейчас он настаивается.

Все, что в беспорядке валялось на столе в гостиной, было сброшено на пол, место на столе занял большой серебряный поднос с чайной фарфоровой посудой, сандвичами, лепешками, сдобами, мармеладом.

– Проходите, друзья мои, усаживайтесь. Мадемуазель Келлер сейчас принесет заварной чайник, а вода в другом. Я по свистку слышу, уже кипит. Вы любите Earl Grey?

– Обожаем его! – горячо заверил Бертран, подмигнув своему другу.

– А вот и она!

Постоялица миссис Джонсон оказалась девицей неопределенного возраста, среднего роста, чуть полноватой, с вьющимися русыми волосами. Внимание больше притягивали ее большие очки, оставляя черты лица на заднем плане.

– Дорогая Сента, позвольте представить вам инспектора Леграна и доктора Отерива.

Девушка, придя в замешательство от присутствия гостей, запуталась ногами в кашемировом ковре и уронила заварной чайник. Фарфоровый сосуд взорвался, словно бомба, ошпарив невольную террористку! Покраснев от смущения и боли, она попыталась извиниться, пробормотав несколько неразборчивых слов – то ли английских, то ли французских, и, не найдя другого убежища, опустилась на корточки, спрятав лицо, и стала подбирать осколки. Бертран поспешил ей на помощь.

– Покажите-ка вашу руку. Полагаю, вы здорово обожглись. Жан-Люк, взгляните, думаю, что тут без вас не обойтись.

Врач приблизился, осмотрел руку.

– У вас есть какая-нибудь мазь от ожогов, миссис Джонсон?

– Да, в аптечке. Сейчас принесу. Бедная девочка! Надо же такому случиться!

– Вам больно?

– Немного. Но это пройдет.

– Держите, доктор. Думаете, это поможет?

– Да, мазь хорошая. Сейчас я ее положу. Повязку лучше не накладывать. Будут приличные волдыри, в худшем случае останется небольшое коричневое пятнышко. А вообще-то ничего страшного!