По счетам - Андрей Константинов

Слава богу, завтра выходной. Два последних дня Ирина провела словно в тумане, не в состоянии сосредоточиться даже на музейной рутине. Не говоря уже о более серьезных, требующих вдумчивой головы делах. Мысли неизменно возвращались к Юрию. Столь внезапно ворвавшемуся в ее жизнь и столь же стремительно из нее исчезнувшему.

Лишь теперь, запоздало, на расстоянии, Ирина осознала подлинную ценность их мимолетной встречи. А осознав – ощутила себя настоящей богачкой. Нет, она не питала заоблачных иллюзий по поводу возвращения Юры. Но, странное дело, все равно была ему благодарна: за душевный вечер, за волшебную ночь, за утреннее пробуждение вдвоем. За подаренную возможность наслаждаться самой мыслью о том, что наконец появился на свете человек, которого любишь. Как это сладостно – знать, что отныне такой человек существует не в одних твоих заневестившихся мечтах, но и во плоти. И тебе было с ним хорошо. И ему, хочется верить, тоже. Мечты – штука эфемерная. Зато вполне осязаема надежда, что укрепляет душу и придает сил для ожидания новой встречи. А если ей все-таки не суждено состояться, что ж… Она поймет, примет и это. Ах, если бы только…

Тьфу-тьфу, чтоб не сглазить! Сегодня утром, проснувшись, Ирина долго лежала в кровати, все еще пахнущей ИМ, и размышляла о том, что, если случившаяся близость обернется зачатием, она не станет ни секунды раздумывать и оставит ребенка. Более того, она уже желала его.

В половине шестого, сдав помещения уборщице тете Глаше, Ирина вышла из музея и направилась в сторону кинотеатра. Не то чтобы ей так уж хотелось посмотреть какой-нибудь новый фильм – тошно было возвращаться домой. В пустую квартирку, где тебя никто, кроме дежурных хлопот, не ждет. Так что пусть готовка и постирушка поскучают до завтра, а сегодня Ирине захотелось немного отвлечься, развеяться.

Давали картину «Сорок девять». Название – ни о чем, но на рукописной афише красовалось море. Правда, в столь топорном и аляповатом исполнении, что Ирина даже поморщилась. А еще некстати вспомнила висящий в спаленке Ольгин пейзаж. «Если бы не рисунок, в тот день Юра мог бы остаться со мной», – кольнуло ревнивое. Гоня крамольные мысли, она прошла в кассу и купила билет на ближайший сеанс.

Фильм оказался про легендарную четверку – Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов. Про то, как 49 дней четверо молодых советских солдат дрейфовали на барже, унесенной штормом в Тихий океан. ^[1] Оставшись практически без воды и пищи, все это время ребята мужественно боролись за жизнь: когда закончилась картошка, сварили ремешки от часов и от гармони, потом в пищу пошли сапоги… Два года назад эта история прогремела на весь мир, а у себя в стране парни долго, пока в космос не отправился Гагарин, ходили в национальных героях. Ирина помнила, как уже на следующий день после выхода в «Известиях» очерка «Сильнее смерти» страница со статьей была безжалостно вырвана из музейной газетной подшивки и унесена кем-то из посетителей. А вскоре ученики ее изостудии, возвращаясь с занятий, горлопанили: «Зиганшин – буги, Зиганшин – рок! Зиганшин съел второй сапог». Но вот сам по горячим следам снятый фильм разочаровал. Хотя актеры играли неплохо. ^[2] Возвращаясь после сеанса домой, Ирина размышляла о том, что в реальной жизни наверняка все было гораздо страшнее. И не столь благостно-патриотично, как на экране.

Как именно это было, мог бы рассказать Юра, переживший страшную блокадную зиму. А еще – ее ученица и, как теперь выяснилось, его сестренка Оленька. Точнее – могла бы. Если бы Бог, либо некто, равный по могуществу, в свое время не смилостивился и не избавил ребенка от большей части самых кошмарных детских воспоминаний…

* * *

В Галиче темнеет рано, а с уличным освещением вечные проблемы. Вот и этим вечером на улице Подбельского горел лишь фонарь возле магазина. И как раз в его мягком электрическом свете, к ужасу своему, она различила фигуру амбала – того самого хулигана из шпанской троицы, что прицепилась к ним на берегу озера.

Ирина замедлила шаг, тревожно обернулась – ни единой души, звать на помощь некого. Меж тем амбал недвусмысленно перегородил ей тропинку к дому, до которого оставалось каких-то двадцать метров, и Ирина почти физически почувствовала, как душа ее, ища спасения, сиганула в пятки.

– Вы всегда так поздно домой возвращаетесь?

– А вам какое дело?

– Лично мне – никакого. С вами хотят поговорить.

– А вот я не желаю ни с кем разговаривать. Дайте пройти!

В следующую секунду со скамейки, на которой в дневное время томились бабки, ожидающие подвоза в магазин свежего хлеба, поднялся еще один мужчина.

Этот был много старше и не столь пугающей наружности. Когда он оказался под фонарем, подсветившим лицо и седовласую шевелюру, Ирине показалось, что этого человека она где-то видела. Но когда и при каких обстоятельствах – не вспомнила. Да и времени на раздумья не было.

– Или вы сейчас же уйдете, или я начну кричать!

Эту угрозу она произнесла чуть менее тревожным голосом: слегка успокоило появление седовласого, несшего в руках совершенно мирный предмет – букет кричаще-алых гладиолусов.

– Добрый вечер, Ирина Петровна! Умоляю, не пугайтесь. И – тысяча извинений за неожиданный и столь поздний визит.

– Добрый. А разве мы с вами?..

– Исключительно заочно. Я, признаться, люблю захаживать к вам в музей. Правда, это случается не так часто, как хотелось бы. Меня зовут Георгий Сергеевич.

– Чем обязана?

– Я хочу принести вам и многоуважаемому Барону извинения за безобразную выходку, второго дня учиненную этим оболтусом и его, с позволения сказать, спутниками. К сожалению, те двое в настоящий момент находятся на амбулаторном лечении. По известным вам причинам. И лишь потому не смогли присоединиться.

– И слава богу, – буркнула Ирина.

– Это вам.

Седовласый галантно вручил ей букет.

– Спасибо, конечно. Но… Я не вполне поняла… Про барона?

– Прошу прощения. Разумеется, я имел в виду Юрия Всеволодовича. Вы, часом, не в курсе: не собирается ли он в ближайшее время снова побывать в наших краях?

– Нет. Я не в курсе.

– Да-да, вы совершенно правы, Ирина Петровна. Мой вопрос абсолютно бестактен. И все же: если он вдруг объявится, не сочтите за труд передать мою просьбу?