Возвращение Мориарти - Джон Гарднер Страница 13

Тот факт, что сам Мориарти поощрял своих людей использовать особо жестокие формы вымогательства денег у проституток, отношения к делу не имело. Все знали, что молодежные банды, особенно с Хокстон-маркет и Олд-Никол-стрит, нещадно калечат шлюх в районе Уайтчепела и Спитлфилдса.

Упомянув о том, что Полли Николс стала четвертой жертвой молодежных банд после Рождества, Мориарти имел в виду еще трех других проституток. Фэйри Фэй, чье настоящее имя все еще оставалось тайной, нашли сразу после прошлого Рождества на Коммершл-роуд, жутко изуродованной. Эмма Смит, жестоко избитая тремя мужчинами в ночь после Пасхи, 13 апреля, умерла позже от ушибов. И, наконец, Марта Табрам была обнаружена мертвой почти на том же месте, что и Эмма Смит — в Спитлфилдзе, на Осборн-стрит, — ночью, 7 августа, всего лишь за две с небольшим недели до убийства несчастной Полли Николс. На ее теле насчитали тридцать девять колотых ран.

Спир и Пейджет взяли на заметку известные им банды, но уже через неделю дела приняли новый оборот: в заднем дворе дома 29 по Хэнбери-стрит было найдено тело еще одной проститутки, Энни Чапмен по прозвищу Темная Энни. Ей перерезали горло и вскрыли живот.

Впервые за все время Мориарти стало очень не по себе. Обе женщины, Энни Чапмен и Полли Николс, определенно стали жертвами одного и того же убийцы. На территории, где Профессор привык чувствовать себя хозяином, воцарилась паника. Но и это было еще не все. Ужас, стоявший за путаными рассказами «очевидцев» и измышлениями газетчиков, вынудил власти принять меры, и криминальный мир вдруг обнаружил, что оказался под более чем когда-либо пристальным наблюдением. На улицах резко возросло число полицейских, как в форме, так и переодетых в штатское.

Вскоре, по прошествии буквально нескольких дней, Мориарти, Моран и остальные члены криминальной верхушки ясно осознали и ощутили едва ли не на собственной шкуре, что впервые с того времени, как район перешел под влияние Профессора, власти проявили к нему неподдельный интерес и начали задавать неудобные вопросы.

Что касается жуткой природы самого дела, то она в полной мере явила себя на предварительном следствии, когда коронер во второй раз в ходе одного слушания вызвал для дачи показаний полицейского врача, Джорджа Б. Филлипса. Хотя отчет о сенсационных откровениях мистера Филлипса не появился в газетах, а женщины и дети были удалены из зала суда еще до его выступления, молва быстро разнесла ужасающие подробности.

Отвратительные эти детали произвели особенно сильное впечатление, поскольку публика уже знала к тому времени, что убийца Полли Николс не только перерезал ей горло, но и изуродовал тело. Эта информация, а также ощущение паники, усиленное присутствием полицейских, рост числа соглядатаев на улицах, густая атмосфера ужаса и намеки на то, что все обнаруженные на месте преступления улики привели полицию в тупик, вынудили Мориарти предпринять следующий шаг. [26]

— Полиция имеет дело не с заурядным злодеем, — сказал он Спиру и Пейджету. — Похоже, они столкнулись с каким-то сумасшедшим, ненавидящим проституток. Может быть, это религиозный фанатик, блюститель нравственности, а может, всего лишь какой-то несчастный, подхвативший заразу от одной из этих дам и вознамерившийся преподать им всем суровый урок.

— Если собирается перерезать всех, придется бросить работу, — хмыкнул Пейджет.

Знатокам того времени известно, что примерно за тридцать лет до описываемых событий число проституток в Лондоне составляло, по грубым подсчетам, около 80 000, но могло быть и выше. С большей уверенностью можно говорить о том, что в 1856 году только в трех больницах было отмечено не менее 30 000 случаев венерических заболеваний.

Немного позже Мориарти пришлось повторить это заявление перед большим собранием своих самых доверенных людей, мужчин и женщин, работавших на территории Уайтчепела и Спитлфилдза. На сей раз Профессор говорил более предметно.

— Убийца, весьма вероятно, избежит поимки, и если он продолжит свое дело, мы, несомненно, столкнемся с сильным противодействием полиции.

Более всего в этой ситуации Мориарти беспокоило то, что значительная часть криминальных элементов, оказавшись под сильным и продолжительным прессом закона, начнет рвать с традицией и откровенничать с полицейскими. Такого развития событий требовалось избежать любой ценой. В этом вопросе у него были свои козыри. До сих пор начальник столичной полиции, сэр Чарльз Уоррен, и правительство упорно отказывались предложить денежное вознаграждение за поимку Кожаного Фартука, как окрестили неизвестного убийцу. Правда, член парламента от Уайтчепела, Сэмюел Монтегю, пообещал награду в сто фунтов, а магистрат Генри Уайт добавил еще пятьдесят фунтов, но дальше дело не пошло. Мориарти мог легко назвать гораздо большие суммы.

— Я хочу, чтобы все знали, — продолжал он, — что у нас больше возможностей схватить Кожаного Фартука, чем у бобби. О любых слухах, намеках, подозрениях следует сообщать мне, а не полицейским. Если полученные нами сведения приведут к опознанию и поимке Кожаного Фартука, тот, от кого они будут исходить, получит награду в пятьсот гиней.

Названная сумма потрясала воображение измученного безысходной бедностью лондонского люда, и объявление ее имело значительные последствия: ручеек поступавшей в полицию информации иссяк, а энтузиазм перепуганных проституток, черпал, [27]взломщиков, вышибал и сутенеров значительно повысился. Мориарти приходилось тратить по несколько часов в день, просматривая обрывки слухов, обвинений, сплетен, поступавших во множестве через Спира и Пейджета. [28]

Никаких результатов, однако, не было до следующего трагического кровопролития, двойного убийства, случившегося 30 сентября. Именно после ужасающих событий той ночи, событий, сопряженных с омерзительными, отвратительными деталями, убийца стал известен под именем, которое он выбрал для себя сам — Джек Потрошитель.

Вечером 29 сентября — это была суббота — Джеймс Мориарти позволил себе небольшое и не слишком частое развлечение. Такого рода отдых он брал не чаще двух раз в месяц. Профессор заранее договорился с Сэл Ходжес, что та пришлет к нему свою последнюю тоффер, высокую, элегантную девушку лет двадцати четырех по имени Милдред Феннинг.

Как было заведено для таких случаев, Мориарти заранее позаботился о том, что Спир, Пейджет и другие члены его сомнительной семейки не слонялись без дела, и ясно дал понять, что не ждет их раньше полудня воскресенья. Люди, близкие к Мориарти, хорошо знали его привычки и пристрастия, как знали и то, чем намерен заняться хозяин, когда приказывает им провести ночь под другой крышей.