Хобо - Зоран Чирич Страница 12

«Хобо, ты прекрасно знаешь, что ей сюда вход запрещен». Пальцем он больше не тыкал.

«Титус, твое дело гости и покупатели, а не мои друзья». Я ущипнул Кинки за щеку. «За них отвечаю я. Гарантирую. Ясно?»

«А я отвечаю за тебя. И гарантирую. Ясно?» «Часовой у ворот» не хотел сдавать свою территорию без боя. Только вот я-то не был его территорией. «Конечно, ясно», на всякий случай успокоил его я. «Значит, у меня двойная охрана. Так тем более нет проблем»

Титус пожал плечами, но это не означало, что он сдается. Это было просто знаком. Он сказал: «Проблем нет. Но есть много дерьма. Наверное, так оно и должно быть».

«Что поделаешь», согласился я, «работа есть работа»

Титус отказался от дальнейших уговоров, хотя его улыбка говорила о чем-то другом. Он отошел к стойке, спустя мгновение появился заказанный виски. Он помахал мне рукой, по обыкновению. Я ответил тем же, но стакан поднял не за него, а за Кинки. Она отлично держалась, пока мы общались с Титусом. Мы с ней чокнулись как обрученные и отпили по глотку.

«У тебя шея не одеревенела?», спросил я ее сочувственно.

«Нет, потолок здесь — самая интересная часть».

«Здесь и диско-шар есть», заметил я грустно.

«Ага. Настоящий памятник».

«Также как и этот Титус», дополнил я ее впечатления. «Живой памятник».

«Не преувеличивай».

«Черт побери, Кинки, это правда». Бурбон делал во мне свое дело. «Отрицательные типы всегда правы. Но фишка в том, что быть отрицательным типом нелегко»

«Думаешь?» она посмотрела на меня как циничный трезвенник.

«Знаю», сказал я, а к грусти во мне примешивались другие близкие чувства.

Мы оба знали. Я имею в виду, знали, из-за чего Титус разыграл это сраное представление «может — не может». В городе уже некоторое время ходили слухи, что Кинки положительная. Она была подходящим типажом для таких сплетен. Она еблась и с пьяницами, и с наркоманами, но это была ее жизнь. Кроме того, лучше прожить свою жизнь, а не чужую. Но ее начали избегать и обходить стороной. Когда до нее доперло, про что фильм, она стала еще более публичной. Она била их по голове тем самым крестом, на котором они ее распинали. И несколько раз устроила в «Лимбе» полный дурдом, так что ее в конце концов выставили, запретив вообще появляться. Думаю, она как раз чего-то такого и добивалась, хотела стать «запрещенной особой». Зачем бы ей иначе хватать Титуса за яйца на глазах у его публики, очень, очень громко спрашивая его: «Чего ты боишься, если у тебя есть яйца?». Она умела обращаться с кем угодно. И со мной умела.

«Это тебе». Я дал ей диски.

«Стóящие?», она рассматривала их как колоду карт.

«Ты же сама их просила, разве нет?»

«А ты их не слушал?», спросила она.

«Я утратил привычку заниматься этим дома».

«Зокс, когда-нибудь ты станешь настоящим диджеем», сказал она. «Может быть, пришло время и мне начать называть тебя Хобо».

Я вздохнул. Не видно конца поучениям. Не видно конца чужим заботам. Вот и ей не сиделось на месте, она тащила на своих хрупких плечах всю любовь этого мира. По какому праву и для кого — спросят однажды, закрывая ее большие темные глаза.

«Сколько я тебе должна?».

Я снова вздохнул.

Она не повторила вопроса. Поняла. Как я уже сказал, у Кинки был «пробег».

«Я вчера встретила Бокана. Он сказал, что послал свой бэнд на хуй».

«Да. Сейчас пишет роман о своем рок-н-ролльном опыте».

«Он никогда не сдается».

«Понимаешь, похоже, мой брат настоящая художественная натура, жаль, что он не умеет это скрывать».

«Ты своего брата любишь», она прикончила свой виски так, словно это был тост за братскую любовь или что-то еще более сокровенное.

«Я об этом не думал», я не стал присоединяться к ее тосту. Свой виски я выпил залпом и за себя самого.

На самом деле это не Бокан послал на хуй свой бэнд, на хуй их всех послал Пижон Гиле, владелец фирмы звукозаписи «Срб Рекордс». Он сказал им, кассету записать можно, но только пусть сначала сделают для него несколько джинглов. Ему нужна была реклама для его радиостанции. Пижон Гиле был местным мультимедиа-магнатом, который любой разговор заканчивал рассказами о том, какие у него развитые и необыкновенно умные для своего возраста дети. Бокан отказался от такого предложения, ему показалось, что его шантажируют и пытаются специально унизить. Но если поразмыслить, любая работа подразумевает какую-нибудь гадость. Разумеется, мой брат ничего такого не думал. Я имею в виду, не думал так о работе. Таким образом, обе стороны дело просрали. А когда его друзья-коллеги, ну, группа, обвинили его в высокомерии, Бокан послал их на хер и вышел из «проекта», который считал своим детищем. В конечном счете, никто из бэнда и не протестовал против распада группы. В сущности, группа у них так и не сложилась. Знаю это наверняка, потому что сам был на нескольких репетициях. Я не стал портить им развлечение, тем более что никто из них и так толком не развлекался. Типичные местные дилетанты — пять минут поиграют, а потом целый час обсуждают игру. И каждый в мельчайших деталях пересказывает свою музыкальную партию. Беда только в том, что это были воображаемые, никогда не исполненные партии. Им явно не хватало выступлений в неведомых миру уголках юго-глуши и еще много всякого другого, что вызывало серьезный дискомфорт в их чувствительных, но плохо слышащих ушах. Как будто только у них одних были уши. А, может, они на самом деле хотели быть единственной публикой для самих себя.

Тем временем клуб начал заполняться. Попахивало «людьми дела». Я пошел проводить Кинки к выходу. Титус стоял рядом со стойкой и пилкой подтачивал ногти. Проходя мимо, Кинки подмигнула ему, он посмотрел на нее так, словно у него в этот момент сломался ноготь. Мы вышли на улицу, мне нужно было подышать, вдохнуть немного свежих выхлопных газов. «Здесь деньги зарабатывают каторжным трудом», Кинки закатилась смехом, она долго сдерживалась, и сейчас смех просто лез из нее. «Но к тебе это не относится», она сжала мою руку. «Ты — халявщик». «Тебе виднее», пробормотал я и поцеловал ее в лоб. Мы повторили наше долгое и жаркое объятие, которое исполнили при встрече, и договорились вскоре повидаться, после чего она упорхнула в ночь, а я полез назад в грохочущую звуками берлогу. Титус подпиливал ногти еще более тщательно, со стороны казалось, что он исполняет пируэты, только без шеста и стрингов. «С каждым днем все тупее», подумал я и направился к своей кабине. Пора было начинать программу.

Народ становился все более непристойным. Толкотня им не мешала. Они растекались по подиуму, каждую минуту останавливаясь, как будто проходили через вращающиеся стеклянные двери, и перекрикивались с теми, кто стоял у стен. Спотыкались о ритм, судорожно сжимая в руках свои стаканы и сигареты — единственных партнеров, на которых они могли опереться. Искусственно тусклый свет, вертясь, падал сверху, со стороны, и изнутри все это выглядело как галдящая долина теней. Им пришлось немного подтолкнуть меня, пока моя техника не тронулась с места, и — понеслось. Грохот разорвал пустоту, равновесие вакуума было нарушено. Мистери трейн [16]? Нет, это был мистери шинобус [17]. Только без рельсов. Но зато здесь был стробо, верный друг моих ночей и других мраков.