Окончательный расчет - Фридрих Незнанский Страница 11

— Игорь Антонович сейчас будут, — пробормотала девица. — Просили подождать.

И, подумав, добавила:

— Они только что встали…

Василий поморщился и, небрежно кивнув девице, молча прошел к камину, в котором заманчиво полыхал огонь, распространяя по залу приятный запах сосны, с маху брякнулся в глубокое, наверняка старинное кресло, покрытое лохматой шкурой какого-то зверя. Раздеться ему никто не предложил, поэтому, оказавшись вблизи от огня, Шмелев сам скинул куртку и, подумав, демонстративно бросил ее на пол. Подумаешь, аристократ нашелся! Злость на хозяина, которого для краткости знакомые называли незатейливо Паном, ориентируясь на его фамилию, вспыхнула с новой силой.

Если в нем и есть что-то панское, то исключительно здешние хоромы! А так… Запоминавший внешность людей гораздо лучше, чем городскую путаницу улиц и площадей, Василий мысленно усмехнулся. Игорь Панченко представлял собой, с его точки зрения, типичного разъевшегося на столичных хлебах рыжего хохла: веснушчатый, с внушительным пивным пузом и маленькими, надменными глазками неопределенного цвета. Столь же неопределенен был и его возраст: от сорока до шестидесяти.

За этими мыслями Шмелев не заметил, как предмет его размышлений появился в холле, войдя в одну из пяти дверей, расположенных по периметру. Однако, обнаружив Пана, молча усаживающегося в кресло, здороваться Василий не спешил.

Хозяин между тем никакого удивления или волнения в связи с незваным гостем не проявил. Напротив, широко и со вкусом зевнув, он неторопливо потянулся к изящному металлическому ящичку с углем, столь же изящными щипцами, ловко ухватив один из брикетов, подложил его к весело полыхавшим поленьям. И лишь после этого, не глядя на Шмелева, поинтересовался:

— Что на этот раз? — Голос у Пана был тонкий и ломкий, как у подростка.

— На этот раз я от Самого, — сухо ответил Василий, и ему показалось, что Панченко еле заметно напрягся. То ли еще будет! Шмелев почувствовал что-то вроде удовлетворения и через небольшую паузу продолжил, стараясь говорить как можно спокойнее:

— Московских гостей поджидаем. Возможно, уже понаехали. Сам просил заняться этим вопросом вас — учитывая ваши связи.

Если Панченко и воспринял известие без удовольствия, то успел взять себя в руки и волнения никак не проявил. Некоторое время он задумчиво смотрел на огонь. А затем наконец посмотрел на своего гостя. И Шмелев невольно поежился, поскольку никак не ожидал, что глазенки этого бурдюка могут быть такими злыми, а взгляд — столь тяжелым.

— Ну-ну… — Пан продолжал разглядывать Василия. — Лучше говори сразу: наследили?..

— Никак нет! — неожиданно для себя по-военному ответил Василий.

— Значит, и оснований паниковать нет. Или есть?

— Я же сказал — оба дела ушли в Москву и…

— Я понял! — оборвал его хозяин. И, резко поднявшись из кресла, задумчиво прошелся по холлу. Потом замер где-то за спиной Шмелева, который с огромным трудом подавил в себе желание оглянуться и вместо этого мрачно уставился на огонь.

— Значит, телефонам, в том числе мобильным, мы больше не доверяем… — Панченко вновь оказался в поле его зрения, но садиться в покинутое им только что кресло не стал. — Зайдешь ко мне в пять вечера… Нет, лучше в семь. Остановиться есть у кого?

— Ну если подумать… — пожал плечами Василий. — А что, надо?

— Вот и подумай! Прямо сейчас и начинай. До вечера!

Василий оторопело уставился на хозяина негостеприимной квартиры, но тот, не обращая на него больше ни малейшего внимания, спокойно развернулся и, прошествовав в сторону одной из дверей, скрылся за ней, так и не оглянувшись.

«Ах ты, сука! Сволочь хохлатая, морда рыжая, е…» Минуты две Василий Шмелев перебирал мысленно все пятиэтажные и более того ругательства, знал коих великое множество. И он Даже до середины не успел добраться, когда из-за той двери, за которой исчез Панченко, объявилась все та же девица-горничная и безразличным тоном поинтересовалась, не проводить ли его?

С трудом удержавшись от того, чтобы не сплюнуть на здешний сияющий паркет вишневого дерева, Шмелев, чувствуя себя еще более униженным, чем в прошлый раз, пулей вылетел из холла и вскочил в лифт, поджидавший его на лестничной площадке. Это чтоб какой-то зажравшийся говнюк обращался с ним, словно с прислугой? С ним, Василием Шмелевым, владельцем крупнейшей в его городе охранной фирмы, человеком, прошедшим Чечню, мужиком, при одном имени которого трепещет кое-кто поважнее этого рыжего мудилы?! Нет уж, сюда он точно больше не поедет, даже если Сам будет упрашивать его об этом, стоя на коленях… Да и кто он такой, этот Сам?! Да если вдуматься, Василию его в порошок растереть — как муху прихлопнуть!..

Эх, права была его Женька, красотка и умница: Ромку надо было посылать в проклятую Москву на этот раз! Уж не вообразил ли его друг Мозолевский себя поважнее его, Василия Шмелева, самого Шмелева, прошедшего Чечню…

И мысли Василия, описав полный круг, понеслись по нему заново.