Место под солнцем - Полина Дашкова Страница 10

В восемь позвонил Егор.

– У меня в отделе неожиданно решили устроить небольшойсабантуй, я хотел отвертеться, не получается. Ты, солнышко, приезжай не кдесяти, а позже, к одиннадцати. Хорошо? А я постараюсь смотаться как можнораньше. Обнимаю тебя, счастье мое….

В половине девятого Глеб всех поздравил, подарил подарки иукатил на дачу. Катя сидела как на иголках. Без пятнадцати десять не выдержала,тоже стала поздравлять и дарить подарки, накинула шубу, выскочила в метель,стряхнула снег со своего голубого «жигуленка». В конце концов, она можетзаехать за Егором в институт, она знает, что такое вечеринка на кафедре. Времяпробежит незаметно, он такой рассеянный, к тому же обязательно выпьет, а шофераотпустит. Вдруг не сумеет поймать такси?

В начале одиннадцатого она припарковала машину в переулкенеподалеку от Арбатской площади, кутаясь в шубку, добежала до старинного зданияакадемического института. Двери были распахнуты, окна сверкали, в актовом зале,вокруг высокой разряженной елки, гремела костюмированная дискотека. Катявзлетела на четвертый этаж, даже не заметив, что там тишина и нет никакогосабантуя.

В приемной было пусто. По стенам висели гирлянды из розовойи голубой папиросной бумаги. Дверь в кабинет Баринова была заперта. Катяотдышалась и подумала, что, наверное, сабантуй кончился, Егор уже уехал домой иждет ее, накрывает стол в гостиной у елки.

И тут до нее донесся прерывистый хриплый стон, торопливыйшепот, мягкий женский смех. Она перестала дышать. Вслед за смехом отчетливопрозвучал низкий, бархатный голос:

– Вот так, Светик, вот так, кисочка… А зачем нам колготки? Илифчик нам не нужен… мы все сейчас снимем… Волна рока, докатившаяся снизу, изактового зала, заглушила остальные слова. Катя бросилась вон из приемной,добежала до лестницы, ей навстречу мчалась ведьма на помеле, с приклееннымпластмассовым носом, в съехавшем набок парике. Вслед за ведьмой приплясывалидва маленьких чертика с картонными рожками, с проволочными хвостами. Онисхватили Катю за руки, закружили. «Хеппи Нью-йиер!» – хрипло выкрикнула ведьмаей в лицо и расхохоталась утробным басом. Катя закричала, ей показалось, онинастоящие, бросилась назад в приемную, упала в кожаное кресло, закурила.

Там, в кабинете, не он, не Егор, там кто-то из сотрудников,просто голос похож. Кто-то развлекается со «Светиком» на мягком кожаном диванев кабинете начальника.

Катя знала, что к Егору Николаевичу ходит массажистка поимени Света, два раза в неделю. Прямо на работу. У него остеохондроз, массажнеобходим. Кажется, именно сегодня она должна была прийти. Егор без массажа нечеловек, мучают боли в спине. Он сам говорил, что придет Света, мол, к Новомугоду он хочет быть бодрым, свежим, без всяких болей в позвоночнике.. Еще онговорил, что Света здоровая, как пятиборец, и постоянно с ним кокетничает. У неемощные руки, много белого сочного мяса и никаких мозгов. Пустые, как плошки,глаза. Катя никогда ее не видела, но Егор описывал очень красочно. Он ехиднопосмеивался над шикарными телесами массажистка, над ее слишком короткойюбочкой, слишком низким декольте, над ее напрасными бабскими уловками ятщетными попытками соблазнить его, господина Баринова, эстета, интеллектуала,ироничного, тонкого ценителя прекрасного.

Катя никогда ее не видела. Ну какое ей дело до массажистки?

Конечно, там, в кабинете, кто-то другой стягивает сострастной беломясой массажистки Светика колготки. Егор сейчас уже дома, ждетКатю. Надо позвонить ему.

Она сняла трубку, стала набирать номер, который зналанаизусть. В кабинете стоял параллельный аппарат, он громко зазвякал, и черезсекунду щелкнул дверной замок.

Красный, потный Баринов, в носках, в расстегнутой рубашке, сболтающимся на шее развязанным галстуком, нащупывал бестолковыми дрожащимипальцами «молнию» ширинки. Глаза его часто моргали, бегали, старались несмотреть на Катю. А сзади, в полумраке кабинета, металось что-то большое,голое, белое.

Катя бросила на пластик секретарского стала протяжно гудящуютелефонную трубку, не спеша загасила сигарету в чистой пепельнице, ни слова неговоря, спокойно вышла из приемной.

Метель все мела. Прежде чем сесть в машину, она досталавеник из багажника, стряхнула крупные легкие снежинки с ветрового стекла. Кудатеперь? Домой? В тихий, чинный взрослый праздник? К маминым вздохам ипонимающим, сочувственным взглядам тети Нади? К нарочито бодрым голосам папы идяди Кости? («Ну что, ночная гулена? Давай теперь с нами веселись… тетя Надяиспекла потрясающий торт, один раз в году можно, от одного кусочка непоправишься, побалуй себя в новогоднюю ночь. По телевизору очень смешной концерт…»)Нет, только не домой! Без десяти одиннадцать, до Нового года семьдесят минут.Катя завела мотор, помчалась сквозь крупный пушистый снег, по расцвеченномуогнями Калининскому проспекту. Она не плакала. Еще не хватало плакать за рулемв такую метель! Она поняла, куда едет, только у Кольцевой дороги.

В Переделкине «жигуленок» застрял в сугробе. Катя, вся вснегу, румяная, со сверкающими огромными глазами, влетела в ярко освещеннуютеплую гостиную калашниковской дачи.

– Катюха! Радость моя! – пьяненький, разгоряченный Глебзакружил ее, расцеловал и совсем не удивился, не задал ни единого вопроса.

Было много народу, стол ломился от вкусной еды, девочкисмеялись, кто-то отправился вытаскивать из сугроба Катину машину. ГлебКалашников стянул с ее ног промокшие, полные снега сапоги. Он знал, как важнодержать в тепле драгоценные узенькие ступни примы-балерины, и стал растирать ихладонями, согревать своим дыханием, потом принес огромные отцовские валенки.

– С ума сошли! – закричал кто-то, – Без пяти двенадцать!

На экране телевизора лицо Горбачева сменилось башней скурантами. Бабахнуло шампанское. Все стали чокаться, Глеб поцеловал Катю вгубы. Наступил восемьдесят девятый год. Все побежали во двор хлопатьхлопушками, кричать «ура». В сонном полупустом поселке отчаянно лаяли собаки.

Наоравшись, набегавшись по глубокому снегу, усыпав сад иокрестные улицы разноцветным хлопушечным конфетти, вернулись в дом, погасилисвет, зажгли свечи. Катя так и не поняла, сколько же здесь народу. Мелькализнакомые и незнакомые лица. Под лирическую композицию Фредди Меркури медленнокачались пары. Катя обнаружила, что танцует-с Глебом, в огромных валенках, вшелковом вечернем платье. Его губы щекотно шептали ей на ухо что-то смешное и ласковое,его руки, такие знакомые, теплые, прикасались к ней бережно, держали надежно,согревали и заставляли забыть обо всем плохом, холодном, грязном. Ничегострашного не произошло. Ничего страшного… Пары стали постепенно разбредаться потрехэтажному дому. На калашниковской даче было газовое отопление, домпрогревался весь целиком, всем хватило места, чтобы уединиться. Какая-тоочередная девочка ушла плакать по Глебу на заснеженное крыльцо, но кто-тоодинокий и великодушный бросияся ее согревать, утирать горькие слезы.