Символы распада - Чингиз Абдуллаев Страница 10

Сириец сумел сделать себе имя в те годы, когда шпанапыталась делить участки владений и стреляла друг в друга на каждом углу.Ованесов Михаил Аршакович, имевший пять судимостей и еще больше недоказанныхдел, названный Сирийцем по месту своего рождения, был опытным и умелымчеловеком. Его родители приехали из Сирии, вот почему у него такая страннаякличка и немного африканская внешность — курчавая голова и полные, немногоприпухшие губы.

Он правильно рассудил, что на заре кооперативного движенияне стоит ввязываться в мелкие стычки. Его больше интересовали акционерныеобщества, лесоматериалы, бумажная промышленность. Казалось, он вкладываетденьги в самые нерентабельные дела. Все открывали кооперативы, рестораны, бары,держали девочек и занимались рэкетом, а он объезжал районы, уговаривалдиректоров создавать совместное производство, подписывал тысячу бумаг и готовилдругую тысячу. Директора оказывались на удивление понятливыми и сговорчивыми.Правда, один из них внезапно заартачился, но, когда у него неожиданно сгореладача, он согласился на все условия и подписал все нужные документы. В городешепотом рассказывали, что Сириец построил потом директору новую дачу, еще лучшепрежней.

Едва началась обвальная инфляция, Сириец начал скупать подешевке коммунальные квартиры в центре города, выселяя жильцов изразваливающихся домов. Этот бизнес оказался самым удачным. Квартирыремонтировались, отстраивались, модернизировались. К середине девяностых вСанкт-Петербурге, как и по всей России, появились не просто богатые, а оченьбогатые люди, они с удовольствием покупали за баснословные деньги престижныеквартиры в лучших местах Санкт-Петербурга, нимало не смущаясь темобстоятельством, что нигде в мире не было подобных цен.

Сириец сделался не просто миллионером. Он стал по-своемусимволом перемен. Удачливым, изворотливым, умным дельцом, сумевшим поставитьсвои дела должным образом. Появляющиеся конкуренты довольно быстро сворачивалисвои дела. Кроме всех других заслуг, у Ованесова были прекрасные отношения справоохранительными органами, и он всегда имел гораздо больше информации, чемвсе его конкуренты, вместе взятые. Это очень помогало выжить в той невероятносложной ситуации, складывающейся по всей стране к концу века.

Сухарев, или Сухой, знал сидевшего в машине давно. Онивместе отбывали срок в колонии в последнюю «ходку» Сирийца. Тот вышел ввосемьдесят шестом и с тех пор уже не попадал за решетку. Теперь ему было околопятидесяти, он сильно располнел, черты лица расплылись. В его поведениипоявились уверенность и вальяжность очень богатого человека.

— У меня к тебе дело, Сухой, — негромко сказалСириец.

— Ты же знаешь, я для тебя готов кому угодно глоткуперегрызть, — проникновенно сказал Сухарев. — Если бы не ты, я бысейчас на нарах чалился. Что нужно сделать?

— Сначала поедем в ресторан. Немного посидим,поговорим, — улыбнулся Сириец. — В «Изумрудный храм», — приказалон водителю.

Этот ресторан находился за городом. Его негласным владельцеми хозяином уже давно стал сам Сириец. Разорившийся хозяин согласился передатьему свое детище, перед тем как уехал из города. Сириец не любил заниматьсяресторанным бизнесом, считая это ниже своего достоинства. Рестораном владелаего родная сестра, вызванная из Минска.

Сухарев понял, что разговор предстоит важный. Во-первых, Сириецне стал говорить в присутствии посторонних, даже своего водителя ителохранителя. Во-вторых, в «Храм» он ездил только по очень важным делам, зная,что там его подслушать не могут. Всю дорогу он молчал, глядя в окно. И толькокогда машина уже подъезжала к ресторану, лениво спросил:

— Один живешь или с Надей?

— С Надей, — улыбнулся Сухарев. — Хотим вотребеночка завести. Пора уже мне. Сорок лет, почитай, скоро исполнится. Нужноостепеняться.

— Правильно, — кивнул Сириец, — семья — делохорошее. У тебя какой сейчас доход в месяц?

— Да тысячи две-три заколачиваю, — осторожнопризнался Сухарев.

Он работал в акционерном обществе, которое тоже принадлежалоСирийцу. Они занимались поставкой финской бумаги на рынки России. Сухаревработал начальником службы безопасности и фактически просто выколачивал деньгииз должников, получая неплохой процент.

— А мне говорили, что ты семь-восемь получаешь, —добродушно заметил Сириец.

— Да откуда такие бабки? — возмутилсяСухарев. — Ну, может, пять-шесть, но не больше.

— Ладно, ладно. Я тебе не налоговая полиция. Ты мне нетрепись, — махнул рукой Сириец.

Приехав в ресторан, они сразу прошли в отдельный, специальноприготовленный для них кабинет. И там Сириец строго сказал Сухареву:

— Есть дело, Сухой. Надежное дело. И человек мне нуженочень надежный. Такой, как ты.

— Конечно, — согласился Сухарев.

— Груз будет у нас небольшой, — продолжалСириец. — Его нужно переправить туда, к нашим, в Финляндию. А потомпогрузить на пароход. Ну, в общем, все как обычно.

— Сделаем, — улыбнулся Сухарев. — У меня награнице все куплено. И пограничники, и таможенники. Когда одну неделю непоявляюсь, они уже скучают. Привыкли к моим «подарочкам».

— Груз очень важный, — строго сказал Сириец, —головой за него отвечаешь. Если что-нибудь случится, я с тебя лично спрошу.

— Как полагается, — согласился Сухарев, —порядки знаем.

— И про груз никому ни слова, — жестко сказалСириец, — даже своей Наде. Никому, ты понял?

— Конечно. Когда нужно ехать?

— Я тебе скажу. Может, завтра. А может, послезавтра. Тыточно уверен, что сумеешь пройти границу без осложнений?

— Да, конечно. Меня же там все знают. Сколькоконтейнеров перевез в разные стороны. Там одна женщина есть, начальник смены втаможне, она вообще в меня влюблена. Бросай, говорит, свою Надю и переходи житько мне.

— Вот в ее смену и переедешь. Все документы оформим какполагается. И запомни, Сухой, — пока груз на пароход не будет погружен, занего ты отвечаешь. Только ты.

— Я один поеду?

— Нет, поедут наши ребята. Федор встретит тебя вХельсинки. А с тобой еще один типчик поедет. Но это так, для страховки.

— Какой типчик?

— Иностранец. Владелец груза.

— Все ясно. Доставлю в лучшем виде, — кивнулСухарев. Он уже предвкушал роскошный обед и клюквенную настойку, которуюподавали в «Храме». Но был разочарован.

— Ладно, — закончил разговор Сириец, — можешьехать. Моя машина тебя отвезет. И запомни — никому о нашем разговоре ни слова.

Обратно Сухарев ехал с понятным чувством легкой обиды. Могбы и пригласить пообедать, разочарованно думал он. Деньги изменили Сирийца.Впрочем, такие деньги испортят кого угодно. Нужно будет заехать по дороге вкакой-нибудь ресторан. Он только сейчас почувствовал, что проголодался.