Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский Страница 10

Я лично вплотную повстречался с таким сборищем авантюристов и беглых на судне «Алеут Зайков», которое готовилось в экспедицию в Арктику бить морского зверя, но, как оказалось, у едва ли не каждого члена экипажа были свои, далеко идущие планы…»

В том интервью действительно содержалась скрытая угроза кому-то из бывших членов экипажа или их близким сообщникам. Я уже упоминал, что в команде зверобойного судна были в основном люди с криминальным прошлым — полицаи, скрывающиеся от возмездия уркаганы, что находились во всесоюзном розыске, и еще Бог весть кто. Вывод буквально лежал на поверхности: «Не проживает ли на острове кто-то из тех, чьи фамилии имеются в моем досье?»

Осторожно, словно мину замедленного действия, я отодвинул от себя злосчастную газетную вырезку, встал, медленно прошел к кожаному диванчику, лег на спину, подложив руки под голову. Опасения начинали подтверждаться: я, кажется, попал в западню. На Кипр меня, конечно же, пригласили не для встреч с мифическими читателями. Вокруг моей скромной персоны, волею обстоятельств, начали разворачиваться события более чем странные. Подумать только: на шикарной вилле, воздух вокруг которой был пронизан потрясающими ароматами, на Святой земле, где буквально каждый камень дышит вековым покоем, чья-то незримая рука подсовывает только что ступившему на землю Кипра заметку из российской газеты с моим интервью, о котором я давно забыл.

Сегодня делят миллиарды долларов, а тут… кому какое дело до неизданного романа о моржах? Ну, может быть, не столько о моржах, сколько о людях, более хищных, чем звери.

Все красоты за окнами роскошной комнаты разом померкли. Дорого бы я дал, чтобы хоть чуточку приоткрыть завесу готовящегося против меня действа, трудно было связать воедино догадки, факты, предчувствия.

Особенно настораживало и даже пугало то, что я не знал, кто именно пригласил нас на Кипр и с какой целью. Интуиция, правда, подсказывала: хозяев этой виллы или их друзей что-то важное связывало с той, давней полярной экспедицией. Даже картины на стенах коридора, и те изображали полярных животных. Конечно, картины ничего не доказывали: хозяин виллы мог быть ученым, путешественником или просто коллекционером, но… не слишком ли много «но» для одного дня пребывания на острове?

Какая же связь может существовать между моим интервью и приглашением на остров — понять это я был пока не в силах. И снова, второй раз за вечер, припомнилось двойное проникновение воров в мою квартиру.

В одном я уже не сомневался: среди квартирных воров была женщина, не простая воровка-уголовница, а, в некотором роде, дама. Запах ее тончайших духов я запомнил, наверное, навсегда. И очень смехотворно выглядит версия, будто бы воры второй раз вошли в квартиру, чтобы вернуть похищенные прежде безделушки. Возможно, они еще что-то прихватили, о чем я пока не догадывался.

Господи! Какой же я олух царя небесного! Почему перед отъездом на Кипр не заглянул в кладовку, где хранил свои черновики, рукописи, газетные вырезки. Архивные материалы? Какой же я после этого знаток криминального мира, если по горячим следам не осмотрел каждый уголок квартиры, не проверил документы? Ведь кроме рукописей и архивов для меня вообще нет других ценностей в жизни.

«Да, улитка ползет по лезвию бритвы и не обрезается, а человек…» Мне стало жарко. Теперь-то я уже не сомневался: здесь, на острове, вдали от России, готовится удавка на мою шею.

Я вскочил на ноги. Нужно было срочно принимать меры противодействия. Сначала я немедленно свяжусь с местной полицией, сделаю письменное заявление. Однако у самой двери меня что-то остановило: «Спокойно, спокойно, допустим, я вызову полицию, и что дальше? У меня потребуют доказательства, факты, а не голые эмоции. Что я скажу полицейским агентам, мол, испугался пропажи журналов с газетного столика? Да меня на смех поднимут. С полицией следует повременить. Тогда есть прямой смысл сейчас же позвать «на ковер» хозяев виллы и перетолковать с ними. Хотя… это тоже не выход. Я в гостях и требовать не имею права. Самое разумное — не торопить события. Терпение и еще раз — терпение. Все разъяснится само собой. И тут я вспомнил про Музыканта. Вот с кем следовало бы в первую очередь поделиться соображениями. Две головы всегда лучше, чем одна. Ведь Музыкант в то далекое время был со мной в одном звене зверобоев на судне «Алеут Зайков». И почему-то Павел сам не зашел ко мне в комнату? Неужели все еще спит? Это очень и очень подозрительно.

Я вернулся в комнату. Не находя себе места, выпил одну за другой пару рюмок коньяка. Сердце словно проснулось, бешено заколотилось. С чего бы это? Давно не пил настоящих вин? А возможно, сердце заколотилось не от вина, оно у меня — вещун. И впрямь, ничего нет на свете тягостней неопределенности, да еще в чужой стране, где все для тебя малопонятное и пугающее.

За моей спиной, в глубине комнаты, осторожно скрипнула дверца полированного шкафа. Я резко обернулся, готовый дать отпор нападавшему. Мне на сей раз не почудилось: дверца действительно приоткрылась, наверное, от дуновения ветерка. Намереваясь прикрыть дверцу, я шагнул к шкафу, невольно заглянул вовнутрь и… похолодел. Три полки были стерильно чисты, а на одной, на средней, на уровне моих глаз, белела стопка аккуратно сложенных листов. Еще не взяв бумаг в руки, я готов был поспорить на что угодно: это — моя рукопись о моржах и зверобоях, «Звери и люди». Как я и предполагал, «воры» взяли из моей старососненской квартиры именно эту рукопись, но зачем? Каким образом она оказалась в моей комнате? Я пошатнулся, схватился за спинку тяжелого стула. Может, я схожу с ума, и у меня появились галлюцинации? Сейчас проверим.

Я снял верхний лист со стопки бумаги. Это была моя рукопись! Моя! Час от часу не легче. В голове затикал часовой механизм. Задрожали ноги. «Спокойно, спокойно! — приказал я себе. — Ничего страшного не происходит. Наоборот, многое начинает прорисовываться».

С трудом отпрянул от шкафа, вышел на балкон, чтобы прийти в себя, стал глубоко вдыхать пьянящий морской воздух. Машинально сделал несколько дыхательных упражнений, затем сел в плетеное кресло, всматриваясь в невидимое, но угадываемое по мерному тяжелому дыханию море. «Чего это я так замандражировал? — укорил я сам себя. — Если бы меня хотели убить, то сделали бы это давным-давно. А если со мной играют в кошки-мышки, значит, я кому-то нужен, а это уже неплохо».

Придя к такому заключению, я расслабился, замурлыкал веселенький мотивчик: «В море жизни я фрегат, потерпевший бедствие. Виноват я, виноват, без суда и следствия».

Вернувшись в комнату, совершенно отвлеченно, будто бы не я автор рукописи, взял несколько страниц, на негнущихся ногах добрался до мягкого кресла, мысленно убеждая себя, что все в порядке, мол, сейчас попробую скоротать время, почитаю детективный роман неизвестного мне автора. Сел поудобней, положив страницы на колени.

Это даже показалось мне забавным: какое впечатление произведет на меня чужая рукопись. Как бывало, редактор берет твой пухлый том и, как Верховный судья, которому дано право казнить и миловать, выдергивает из середины пяток страниц, с кислым видом пробегает текст глазами и… судьба решена: следуют привычные отговорки, мол, извините, роман любопытен, жаль, издательский портфель переполнен, зайдите через пару лет. Однако роль стороннего редактора мне не подошла. Я не выдержал и жадно начал перечитывать главу, в которой рассказывалось, что же такое за чудище — моржи.