Аргонавт - Александр Бушков Страница 10

Погасив папиросу, он встал и неторопливо покинул салон. НиШтепанек, ни Луиза здесь так ни разу и не появились. Он не помнил, курит лиамериканка – со столь эмансипированной девицы станется – но инженер дымил, какпаровоз, значит, теоретически рассуждая, может здесь появиться. С тем же успехомобъявиться может в турецкой бане, в одном из ресторанов или кафе, на палубах…но ведь не разорвешься же!

Прихватив с собой купленную у стюарда газету, Бестужевнаправился на шлюпочную палубу, где еще не был – в надежде, что там, может, иповезет. Ничего другого не оставалось: болтаться там и сям в надежде насчастливый случай, на чудо…

Интересно! Очень быстро он обнаружил за собой, если можнотак выразиться, слежку. Настолько неискусную, что происходящее и не заслуживалостоль серьезного обозначения… Просто-напросто молодой человек из курительнойпоследовал за Бестужевым – старательно выдерживая некую дистанцию, то ускоряяшаг, то замедляя, опять-таки держась чрезвычайно неуклюже. Разумеется, возникнитакое желание, от этого чудака можно было избавиться вмиг, проделав это стольискусно, что юнец и не понял бы происшедшего, остался бы стоять с разинутымртом, гадая, куда Бестужев мог деться. Но, с другой стороны, зачем? Никакойнеобходимости в том нет, наоборот, если к тебе прилепился кто-то непонятный, лучшеподольше потаскать его за собой, авось что-то и прояснится…

Он поднялся на шлюпочную палубу, самую верхнюю, под открытоенебо. Над головой вздымались исполинские трубы, из жерл которых сносило вправогустые шлейфы дыма, небо казалось ясным, гладь океана – безмятежной. Какое-товремя Бестужев постоял у борта, меж двумя зачехленными шлюпками, бездумно глядяв море и не испытывая никаких особенных чувств от столь необычной обстановки:необозримая морская гладь, наблюдаемая с верхней точки гигантского корабля,неудержимо вспарывавшего волны, безграничный свод небес, необычно пахнущийокеанской свежестью воздух… В другое время он, возможно, проникся бы поэтикойокружающего, безусловно здесь присутствовавшей, но не теперь, когда в головедосадливой занозой сидел один-единственный вопрос, на который не удавалосьподыскать ответа…

Он добросовестно прошелся круговым маршрутом вдоль всейдоступной пассажирам палубы – столь же неспешно, как прочие обитатели первогокласса, гулявшие здесь. И не увидел среди них ни Штепанека, ни Луизы. Сплошьнезнакомые лица. Уныние подкрадывалось нешуточное. Все выглядело бесполезным,нелепым, ненужным – самонадеянный мальчишка, вздумав разыгрывать великогосыщика, столь опрометчиво поднялся на борт этой громадины, где нужного человекаотыскать оказалось не легче, чем иголку в стоге сена. А потом придетсяпересекать океан в обратном направлении, ничего не добившись, имея не один деньдля печальных размышлений о поражении и собственной глупости…

Он попытался взять себя в руки – как-никак пара дней ещеоставалась в его распоряжении. С тоской посмотрел вперед, в сторонукорабельного носа, туда, где шлюпочная палуба заканчивалась запретным дляпассажиров ходовым мостиком. Там рулевая рубка, там каюты капитана и офицеров –тех, кто только и мог помочь ему в поисках, но власти над ними у Бестужева нетникакой, принудить их невозможно, а придумать какую-нибудь хитрую уловку, когдаони совершенно добровольно покажут список пассажиров и дадут необходимыепояснения, представляется уже совершенно невыполнимым… Ну, что здесь можнопридумать, господи?

Усевшись в оставленный кем-то у борта раскладной шезлонг, онразвернул газету под названием «Атлантик дейли бюллетин». Газета былаобъемистая, в двенадцать страниц, и издавалась здесь же, на пароходе, благодарявсе той же размашистой поступи технического прогресса. Самые свежие иинтересные новости сообщались с берега посредством радиотелеграфа и ежеутреннеобнародовались с помощью судовой типографии. Достаточно было выложить несколькошиллингов.

Одна маленькая закавыка: эти чертовы британцы в спеси своейкак-то совершенно не задумывались над тем непреложным фактом, что по всейЕвропе (которую они высокомерно именовали «континентом») основным языком дляобщения меж представителями самых разных народов служит французский. И газету,соответственно, печатали на своем родном языке, которым Бестужев не владелсовершенно. Так что он и сам толком не знал, зачем ее приобрел – разве что длядальнейшего поддержания образа беспечного, праздного путешественника; оченьмногие каждое утро покупали газету у стюардов, вот и он собезьянничал,машинально как-то…

Сердито хмурясь, перелистал страницы, чувствуя себянеграмотным крестьянским мужиком из какой-нибудь Олонецкой губернии, угодившимв стольный град Петербург и не способным прочитать ни единой вывески. Опознавслово «Париж», а чуть позже «Россия» и «полиция», добросовестно проштудировал,если можно так выразиться, всю заметку. Судя по всему, это были новые известияо тамошней пикантной ситуации, возникшей после разоблачения Гартунга – ну да,вот его фамилия красуется. Скандал в высших политическо-полицейских сферах явноеще бушует – но поди пойми, что тут англичане на своем наречии накорябали…Китайская грамота, и все тут…

Спуститься вниз, кликнуть очередного безропотного стюарда,привыкшего выполнять самые причудливые прихоти гостей, велеть перевести? Он,конечно, переведет, но к чему все это? Даже сейчас, не владея английским, можнобезошибочно угадать содержание статьи: новые отставки и новые разоблачения,виновники неуклюже оправдываются, стоящие у власти политики пытаются всезатушевать, а политики оппозиционные, как им и положено, нагнетают страсти, неистины и справедливости ради, а из своих мелконьких шкурных интересов… Этастраница жизни бесповоротно перевернута, главное, все обошлось, удалосьпокинуть Францию целым-невредимым и даже вяло позлорадствовать над проигравшимГартунгом…

В конце концов он отложил газету и смотрел на море – долго,но отнюдь не бездумно.

Лишь два пути предстают – либо искать Штепанека самостоятельно,что является уже задачей непосильной, либо обращаться за содействием к местнымвластям, то есть к капитану… вот только с чем прикажете?