Бросок кобры - Николай Леонов Страница 10

– Снимок плохой, второй план размыт, может, чудится.

– Ты сегодня же сядешь в машину к ребятам и глянешь на этих людей.

– Уже договорился, – Крячко взглянул на часы. – Они подъедут к твоему дому через десять минут.

* * *

Гуров и Крячко сидели за своими столами, то есть друг против друга. У Гурова было деревянное кресло с высокой прямой спинкой и подлокотниками, сыщик несколько лет назад купил его в комиссионном магазине. Сыщик сидел, упираясь затылком в резную спинку, закрыв глаза. Когда он слушал, то всегда сидел таким образом. Крячко к этому привык и называл такое сидение позой фараона. Хотя Станислав и шутил, но подметил точно: величественная неподвижная поза, прямая спина, руки на прямых подлокотниках, закрытые глаза – точно фараон на своем царственном троне. Крячко же сидел в современном вертящемся кресле, некогда оно походило на кожаное, но время выявило его фальшивую суть, из потертостей вылезал поролон.

На столе перед Крячко лежали записи, но он говорил, не заглядывая в бумаги:

– Наблюдение за Аляшиным ведется на трех машинах, но не одновременно, а попеременно. Владельцы двух машин установлены, третья – “двадцать четвертая” “Волга” стоит в гараже, обслуживающем депутатский корпус, ни за кем персонально не закреплена. Наблюдение ведут посменно семь человек. Я наружное наблюдение с Аляшина снял, выставил за неким Рзаевым Назим Баба-оглы, судя по всему, он старший, прописан в Москве, ночует последние два дня в гостинице “Минск”. Есть основание полагать, что у него в гостинице знакомая женщина. Группа интернациональная, кроме азербайджанцев, в нее входят узбек, казах, грузин и трое русских. Личности устанавливаются.

Отмечено: наблюдаемый Аляшин часто пользуется телефоном-автоматом, что для москвича – явление нетипичное. Автоматов исправных мало. Пожалуй, на сегодня все, Лев Иванович.

– Каковы твои соображения? – спросил Гуров.

– Мы имеем дело с группировкой, – ответил Крячко. – Размер ее сейчас определить трудно, но три машины и семь человек – не кот чихнул. В отношении участия в работе лиц разной национальности я помолчу, так как своего мнения не имею. Это странно, но не более того.

– А если нам попросить помощи у контрразведки?

– С каких пор ты возлюбил данную организацию? – Крячко смотрел недоуменно.

– Их не обязательно любить, достаточно верить. Можно обратиться к Паше Кулагину, он год назад получил отдел, которым некогда руководил Ильин. Год – срок солидный. Павел наверняка подобрал надежных парней. Группа разноплеменная, одна из машин – из гаража Госдумы, сильно попахивает коррупцией.

– Обратиться напрямую к Кулагину ты вправе, но он без санкции сверху решение принять не может. Значит, придется подключить Петра Николаевича, а то и кого-нибудь из замов, и река выйдет из берегов.

– А может, это и к лучшему?

Обычно Крячко понимал друга с полуслова, но случалось, не понимал и после долгих размышлений. Существует избитая истина: чем дольше преступник не знает, что начался его розыск, тем больше шансов на успех. Также известно: чем выше уровень задействованных в деле генералов, тем скорее происходит утечка информации. И дело не в том, что генералы хуже полковников оберегают секреты, а в том, что генералов обслуживает большее количество людей. Если делом занимается главк, это одно количество чиновников, машинисток и помощников, которые оказываются в курсе дела, если же в работу включается заместитель министра, то о работе знает его аппарат, и от этого никуда не денешься. Замминистра не печатает на машинке, не регистрирует входящие и исходящие документы. Когда проводится широкомасштабная операция, десятки людей передают друг другу совершенно секретные документы, все молчат, но все о происходящем знают. Министерство затихает и бережно хранит секрет Полишинеля.

Крячко прекрасно знал: если Гуров ведет секретную разработку, то даже на имя Орлова не пишет секретных бумаг, таким образом, отсекая даже Верочку с ее книгой входящих и исходящих. До окончания операции все новости и планы сообщаются устно, лишь позже оформляются соответствующим образом. Начать переписку с контрразведкой, значит, выпустить информацию из рук.

– К лучшему? – повторил Крячко, глядя недоуменно. – Я тебя не понимаю.

– Мы исходим из того, что в криминальной среде создано новообразование по взиманию долгов и устранению, проще выражаясь, убийству лиц неугодных. Как ты представляешь, Станислав, какой уровень чиновников привлечен к работе такого “бюро”?

– Мы с тобой обсуждали вопрос. Координатор и три зама, не контактирующие между собой, каждый имеет криминальный окрас и ведет свое направление.

– Верно, но таково положение лишь на заключительной стадии, когда боевики берутся за автоматы. Но ведь прежде наверняка используются легальные способы давления. Беру названия с потолка. Допустим, некая Главнефть не может получить долги с крупного банка или наоборот. Кредитор обращается не в арбитраж, где ждут его многомесячные мучения и обесценивание долга, обращается в новоявленное “бюро”. Что же, по-твоему, оговорив стоимость услуг, “бюро” высылает мордоворотов? Начинает стрелять, взрывать машины и двери? Ничего подобного. По своим каналам, через своих людей обращается к соответствующему министру либо в аппарат Президента, руководителю депутатской фракции или главе данной администрации.

– Но мы здесь при чем? – Крячко уже догадывался, но натурально изобразил недоумение.

– Должнику перекрывают кислород, один не получает сырье, другому отказывают в кредите, в большинстве случаев этого оказывается достаточно, должники расплачиваются. Но случается, что человек упрям либо самонадеян, предпочитает закрыть лавочку и, не заплатив долги, скрыться. Тогда начинается прессинг, прямое физическое воздействие вплоть до уничтожения.

– И если мы преступников берем, то волна жалоб катится обратно, наверх.

– Верно. Министр не знает, что его используют криминальные структуры. Причем он не знает лишь потому, что знать об этом не хочет. Опытный руководитель всегда понимает, какая бумага миновала чиновничьи рифы и не лежала в километровой очереди. Министр все отлично понимает, но действует в рамках закона и спит спокойно. За то, что министр не вникает в бюрократические сложности и создает для кого-то условия наибольшего благоприятствования, его собственная дача тоже строится особым способом.

– Я тоже не хочу все это знать! – вспылил Крячко. – Ответь мне по-простому, почему ты хочешь, чтобы о нашей работе знали люди, которым знать не положено?

– Потому, Станислав, что если мы не заручимся поддержкой прессы, то, кроме боевиков-исполнителей, нам никого тронуть не позволят.

– Ты что же, собираешься общаться с корреспондентами?

– Зачем? – удивился Гуров. – Мы лишь упустим информацию, газеты и телевидение сами раскопают, начнется кампания по разоблачению политиками друг друга. И так просто расследование уже не прикроешь.

– И на хрена козе баян?