Скифская пектораль - Ирина Цветкова

Лорд Норфолк давно ждал этого дня, но не знал, что всё будет именно так. Он не думал, что будет ходить целую ночь из угла в угол в своем кабинете, слушая грозу за окном и в нетерпении ожидая известий со второго этажа. Там, на втором этаже старинного родового замка Норфолков, появлялся на свет его сын. Вернее, он вот-вот должен был появиться, но там что-то затягивалось. Лорд Норфолк искоса поглядывал на ящик с шампанским, которым он заблаговременно запасся для этого события. Сегодня шампанское будет литься рекой. Все, кто находится в этих стенах, даже прислуга, будут отмечать вместе с ним рождение сына. Это великое событие – появление новой ветви лордов Норфолков – должно быть встречено с соответствующей помпезностью. Норфолки покинули Лондон и вернулись в свое родовое гнездо, хотя давно уже сложилось так, что бывали они тут лишь раз в году – на Рождество. Юный Норфолк должен увидеть свет именно здесь, где прожили свой век все поколения династии Норфолков.

Гром ударил с новой силой, и лорд, очнувшись от воспоминаний, подумал о том, что «это» слишком долго продолжается. А гроза не утихала. Молнии освещали кабинет Норфолка так, что не нужен был электрический свет. Окна словно поливали снаружи из брандспойта.

«Когда сын подрастет, я расскажу ему, какая гроза была в эту ночь», – подумал он. А может, эта ночная гроза – какой-то знак, символ чего-то еще неведомого? Да, когда впервые становишься отцом, всё почему-то имеет особый смысл, всё кажется необычным, всему придаешь значение и всё связываешь с единственным утверждением: твой ребенок будет особенным. А уж если впервые становишься отцом к сорока годам, когда уже седина в бакенбардах пробивается, то и вовсе трепетно смотришь на это событие.

Лорд окинул взглядом тома своей библиотеки: все эти знания, накопленные человечеством – для тебя, мой мальчик. На сотнях полок выстроились книжки в безупречном порядке. «Ты еще не родился, мой сын, а тебя уже ждут. Тебя ждут поколения Норфолков, уже ушедшие в землю, но оставившие тебе всё: этот замок, библиотеку, картины, да и много еще чего другого, но самое главное – своё доброе имя, которое и ты будешь носить. Они ничего не знали о тебе, но готовились к тому, что ты однажды придёшь, и потому оставили тебе в дар всё то, чем владела веками династия Норфолков. Я ещё расскажу тебе, сын, о твоих великих предках. Ты можешь гордиться своими предками, их славной историей. Тебе не придётся краснеть за них. Но помни: ты примешь эстафету из прошлого и понесёшь её в будущее…»

Новый удар грома сотряс ночь. Лорд подошел к окну, но кроме льющейся сверху воды ничего не увидел. «Я подарю тебе этот мир, малыш. И это прекрасно, что мы вместе с тобой будем в этом мире. Я помогу тебе познать его, – он покрутил огромный глобус, – тебе так много предстоит познать».

А со второго этажа по-прежнему никто не приносил долгожданной вести. Доктор Уотсон, который приехал вместе с ними из Лондона и жил здесь уже несколько дней, предупреждал, что «это» быстро не происходит.

– Не думайте, что стать отцом просто, – посмеивался он. – Вы должны помучаться, пожалуй, поболе, нежели леди Норфолк. И чем больше вам придется попереживать в эти минуты, тем дороже станет вам маленькое существо.

«Что ж, наверное, я начинаю паниковать без причины. Всё идет своим чередом, просто ожидание – жуткая вещь, время еле тянется и потому кажется, что всё происходит невероятно долго».

Для леди Норфолк время тоже тянулось медленно. Она чётко знала, что только появление сына способно растопить ледок, образовавшийся между супругами. Она давно поняла, что холод в их отношениях не может исчезнуть просто потому, что они – разные люди. Наверное, им не стоило быть вместе. Но раз уж судьба соединила их, то нужно искать ключик к сердцу мужа, а был этим золотым ключиком долгожданный сын, которого оба с нетерпением ждали, каждый по-своему. Тогда она, Нора, стала бы для своего мужа не просто леди Норфолк, а матерью его сына, что значительно сблизило их общими заботами и общими радостями.

А как всё хорошо начиналось в её жизни! Она оказалась из тех везунчиков, которые на старте вытаскивают счастливый лотерейный билет. Или нет, наоборот, она была тем лотерейным билетом, который вытащил в ее родном Йорке молодой приезжий режиссёр. К очередному юбилею Шекспира он ставил «Ромео и Джульетту». Его режиссёрский взгляд на пьесу был таков: юных, неискушённых в любви Ромео и Джульетту должны играть не профессиональные артисты, научившиеся лгать и на сцене и в жизни, а такие же юные и неискушённые. Они должны идти не от артистического опыта, а по наитию.

Режиссер пересмотрел тысячи школьников, в результате чего Нора получила роль Джульетты. Успех был оглушительным! О постановке писала вся столичная пресса. В 14 лет она уже давала автографы и старательно отвечала на вопросы репортеров. Будущее было предопределено. Огни рампы над сценой, цветы, аплодисменты, поклонники – все это закрутилось, словно в калейдоскопе. Нора играла все премьеры, все главные роли были её, она была лучшей и знала об этом. Она берегла себя для сцены, не курила, не брала в рот спиртного, о замужестве и не помышляла. Она всё время готовила себя к ещё большему триумфу, ей казалось, что она способна покорить мир своим талантом. Она жила тем, что главный театральный успех – впереди, что лучшая роль ещё не сыграна, что она ещё потрясёт зрителей новыми находками. И вдруг в один прекрасный день Нора поняла, что она уже не Джульетта. Джульетту играют другие девочки, совсем молоденькие. В этот день Нора сидела в своей гримерной, смотрела на себя в зеркало и видела в нем уставшую женщину с печальными глазами. И глядя на эту женщину в зеркале, Нора поняла, что она всего лишь актриса провинциального театра – и не более того. И ещё она поняла, что этой уставшей женщине уже не ждать принца на белом коне – пока она упивалась своим сценическим успехом, все принцы проехали мимо. Вот так, за один вечер, рушится жизнь, так проваливаются в тартарары все мечты, так уходит земля из-под ног, так понимаешь никчёмность своего существования и задаёшь себе вопрос: а зачем всё это было нужно? Снова и снова Нора вспоминала себя на сцене, потом смотрела на уставшую женщину в зеркале и задавала себе вопрос: почему? Почему всё сложилось именно так, а не иначе? Она искала, где же она допустила ошибку – и не находила. Она задавала себе вопрос, где она просчиталась, где оступилась – и не знала, что ответить самой себе. И хотя на её первенство в театре официально еще никто не покушался, она по-прежнему была примой, но юные Джульетты и Офелии уже наступали на пятки. А из зеркала смотрела на мир уставшая женщина… И этот вопрос, на который она не могла или не хотела искать ответа: почему?…

Несколько дней Нора выходила на сцену и работала только на мастерстве. Не было души, не было вдохновения, не было азарта – был просто труд, за который она получала зарплату, чтобы прокормить себя. Она начала молиться и уже подумывала уйти в монастырь. И вдруг после спектакля, когда она снимала грим с лица, вошел интеллигентный мужчина с большим букетом. Такие часто приходили к ней, и она заранее знала, что они будут говорить и как себя вести. Нора никогда не относилась серьезно к таким посетителям и, бывало, благосклонно приняв цветы и выслушав комплименты, выпроваживала их без церемоний. А в этот раз она терпеливо слушала его восхищения в свой адрес, его рассказ о том, что он посещает все спектакли с её участием, и вдруг… «Я хочу предложить вам руку и сердце. Будьте моей женой».