Семь сказок о сексе и смерти - Патрисия Данкер

Я знаю, что за мной наблюдают. Я думаю, женщина всегда чувствует, когда мужчина за ней следит. Даже если она не знает, кто он. Я ощущаю его взгляд, оценивающий мою фигуру, следующий за колыханием моей юбки. Его глаза огнем жгут высокий подъем моей ступни, нежный изгиб, заметный под кожаными ремешками сандалий. Я снимаю сандалии, чтобы позагорать, на ногах остается отпечаток из белых полосок. Ему нравятся мои ноги. Я рассматриваю их, обхватив колени. Пальцы без педикюра, загорелые, прямые, красивые. На первых фалангах больших пальцев тонкая дорожка волосков. Все волосы на моем теле мягкие и очень светлые. Я всегда ношу простую, удобную одежду, которая, тем не менее, хорошо обрисовывает тело. Мне почти сорок, но талия у меня такая же тонкая, как была в восемнадцать. И я хочу, чтобы все это видели. Я никогда не была беременна. И никогда не хотела детей. Мое тело все еще принадлежит мне.

Иногда мне хочется, чтобы он как-то выдал себя. Сегодня, возвращаясь от гостиничного бассейна к себе в комнату по неровной голубой мозаике, я чувствовала на себе его взгляд. Его желание согревало мне затылок. От его яростного взгляда волоски на коже встали дыбом. Моя спина, бедра были еще мокрыми от воды. Я обернулась, инстинктивно прикрыв грудь полотенцем, но никого не увидела. Женщина всегда знает, когда ее преследуют. Я знаю, что он был там.

За обедом я всматривалась в мужские лица. Кто? Ты? Или, может, ты?

Я не всегда путешествую с мужем. Иногда он целое лето в разъездах, и я почти его не вижу. Но сейчас он в творческом отпуске, а его последние раскопки финансируются государством. Поэтому начало года он проводит здесь, на этом острове, с группой молодых археологов, которые получают гроши, но все как один жаждут поработать со знаменитым профессором. Они истово скоблят крошащуюся стену или откапывают необработанный край едва видного желоба. Натягивают прямые линии веревок. Осторожно проносят по раскопкам ведра с землей и просеивают ее в поисках древних безделушек, осколков ваз или костей. Над центральной ямой они установили рифленый металлический навес, который образует большую квадратную тень. Там, в этой тени, и сидит великий профессор, знаменитый специалист, который знает, как читать слои песка и гальки, — толстые стекла очков сверкают среди веснушек, когда он вглядывается в твердый пласт крошащейся земли.

Эта площадка на склоне представляет особый интерес. Люди жили здесь несколько тысячелетий. Мой муж знает, как прочесть слои времени, запечатленные в почве. Этот фундамент уже выравнивали когда-то другие руки, пять тысяч лет назад.

— Кто здесь жил? — спрашиваю я, поглаживая гладкий изгиб найденного ими каменного блюда.

Муж пускается в лекцию о докерамических культурах. Этот участок явно относится к неолиту. Об этом говорят стены, построенные странными сцепленными кругами. Я стою на утрамбованной, раскопанной земле и обозреваю изрытую площадку. Афинский коллега мужа проверил несколько находок методом радиоуглеродного анализа, и получил разброс некалиброванных дат от 5800 до 5500 года до н. э. — докерамический неолит. Я не могу представить, как они жили. Кто была женщина, трогавшая это блюдо? Принадлежало ли оно ей? Или ее матери? Может, она сделала его сама? Как она месила глину смуглыми руками? Я представляю ее смуглой, как Линдси, с блестящими черными волосами, с широкими жестами, — когда она играла в школьном спектакле, все взгляды были прикованы к ней. Мой муж тогда не знал Линдси, только видел ее на фотографии — на официальном школьном снимке.