С чистого листа - Мари Хермансон

Издали детская площадка красными домиками, гимнастическими стенками, башенками, туннелями и горками напоминала маленький сказочный городок.

Рейне сидел на скамье в тени большого развесистого дуба. Была уже середина августа, некоторые горожане продолжали отдыхать в отпусках, но большинство уже вернулось к работе. Во всяком случае, дети из садика, часто приходившие играть на площадку, являлись, кажется, в полном составе.

Дети приходили на площадку по посыпанной песком дорожке длинной колонной по двое, крепко держась за руки. Впереди одна воспитательница, в конце строя еще две.

Все детки были одеты в одинаковые красные курточки. Наряженные как близнецы, малыши веселились, словно сказочные гномики, хотя у одинаковости красных курточек была очень серьезная история. Эту форму ввели во многих детских садах после того, как один мальчик во время прогулки убежал в лес и заблудился. Через несколько дней малыша нашли мертвым. Обжегшись на молоке, начинаешь дуть на воду. Теперь в детских садах няни одевали детей в заметную одежду каждый раз, когда они хоть на полчаса высовывали нос на улицу. Рейне подумал, что едва ли есть опасность, что какой-нибудь ребенок заблудится и пропадет здесь, в парке в центре города.

Одетые в красное малыши вошли на площадку. Строй рассыпался, дети разбежались по территории, осваивая домики, качели и лесенки.

Маленький белокурый мальчик с шоколадно-карими глазами оседлал деревянные качели, сделанные в виде какого-то странного, отдаленно напоминающего слона животного, и, счастливо смеясь, принялся раскачиваться, откинувшись назад всем телом. Как же он хорош, подумал Рейне, как маленький принц.

Мальчик заметил Рейне, глаза их встретились. Малыш отважно спрыгнул с продолжавшего качаться слона, подбежал к Рейне и уселся рядом с ним на скамью.

Малыш говорил без умолку. Он рассказывал обо всем на свете — об играх, товарищах, телепередачах, о всякой всячине. Время от времени он смеялся, показывая белоснежные молочные зубки. Смеясь, словно обессилев, прижимался к руке Рейне.

Потом он вдруг обнаруживал на горке друзей, что-то кричал им и исчезал так же внезапно, как и появлялся.

Рейне был зачарован. В этом мальчугане было что-то особенное. Он часто подбегал к Рейне, присаживался на скамью и принимался что-нибудь рассказывать. Бывало, что он даже забирался к Рейне на колени. Каждый раз вид этого маленького, загорелого, неугомонного принца с белокурыми локонами будил в Рейне давно, казалось, погребенные мысли. Он был не в состоянии подавить их. В памяти начинали тесниться образы, воспоминания, сравнения.

Рейне было пятьдесят шесть лет. Он был мал ростом и кривобок. Левая его нога была длиннее правой, и при ходьбе он неприметно хромал. Хромота становилась заметнее, если он не надевал ортопедические ботинки. У Рейне были густые седые волосы, и он носил очки с толстыми стеклами.

Ребенком Рейне был мал и тщедушен. Искривление позвоночника, тогда незаметное, проявилось позже, в подростковом возрасте, но тощим Рейне был всегда. Рос и воспитывался он в детских домах. Мать оставила его, так как не имела возможности воспитывать ребенка. Собственно, на помещении мальчика в детское учреждение настояли органы опеки. Впрочем, точно Рейне этого не знал, как не знал ни подробностей своего происхождения, ни своих родителей, ни родственников.

Мать время от времени его навещала. У Рейне была старшая сестра, жившая где-то в Дальсланде, в приемной семье. В детстве Рейне ни разу ее не видел, но мать рассказывала о ней и показывала фотографии. Рейне никак не мог осознать, что это его родная сестра. Она была большая и выглядела вполне здоровой. Отсюда он заключил, что она росла в деревне. Да и мать часто говорила, что жить в сельской местности здорово, потому что там всегда свежий воздух.

Об отце мать никогда и ничего не рассказывала. В детстве Рейне не знал, кто он, и вообще не знал, был ли у него отец. В возрасте двенадцати или тринадцати лет Рейне понял, наконец, что отец у него, конечно, есть или, во всяком случае, был. Но, только став взрослым, узнал имя отца. В документах значилась какая-то обычная шведская фамилия, ни о чем ему не говорившая. Рейне не испытывал ни малейшего желания узнать об отце больше.

Когда Рейне было одиннадцать лет, мать вышла замуж — отец Рейне никогда не был ее мужем, — родила еще двоих детей, и жизнь ее вполне наладилась. Из расхлябанной, хихикающей по поводу и без повода девчонки она превратилась в солидную даму — в шляпке и пальто. Посещения ее стали реже, а потом и вовсе прекратились.

Все свое детство Рейне провел в приютах. Воспоминания об этих годах были скудны, бессвязны и всплывали в мозгу только по каким-то случайным и неожиданным ассоциациям. Словно падающие звезды, вспыхивали они на мгновение и снова бесследно гасли.

Ледяной душ по утрам. Ботинки на резиновой подошве — как же трудно было их зашнуровывать! Группы с птичьими названиями. Пустые, бессонные ночи. Пуховые одеяла, поношенные, мягкие, утешающие одеяла с выцветшими бежево-голубыми узорами. По ночам эти одеяла испускали печальный запах, накопленный за долгие годы службы в детских домах, запах впитанных слез, холодного пота, ночных кошмаров и ностальгии.

Рейне с раннего детства стал пленником паутины множества причудливых правил. Правила были всюду — сложные, запутанные и часто противоречивые. Мальчишеские правила, правила воспитателей, учителей, школьного двора. Следование одним правилам автоматически означало нарушение других, а это влекло за собой наказание. Наказание, таким образом, было неизбежным и неотвратимым.

Рейне был мал и худ. Паучок, болтавшийся между исполнениями правил и наказаниями за их нарушения. Тело его между тем становилось все более кривым и уродливым.

В самостоятельное плавание по жизни Рейне выпустили в шестнадцать лет. Он нашел себе место садовника. Это была хорошая работа, но физически слишком для него тяжелая, и Рейне не выдержал. Через четыре года он поступил в ремесленную школу, выучился на мебельщика и устроился работать в мастерскую к одному старику. Старик был доволен своим помощником и со временем стал доверять ему довольно сложную работу. Зарплата была мизерной, но Рейне не жаловался. На жизнь ему хватало.

В мастерской у Рейне был коллега по имени Туре. Туре появлялся в мастерской, когда требовалась его помощь и когда бывал достаточно трезв. Туре исполнял роль грузчика, когда надо было доставить заказчику готовую мебель. Иногда он подрабатывал в транспортных конторах, помогавших людям при переездах.

Туре обладал недюжинной силой, хотя, глядя на него, в это трудно было поверить. Он был так же мал ростом, как Рейне. Мышцы Туре не были накачаны, как у современных спортсменов, а вились под кожей рук, как тугие спящие удавы.

Туре обладал замечательным искусством обращения с тяжелой мебелью. Он умел так ее поворачивать и паковать, что передвигать ее становилось легко и просто. Он поражал всех своим великолепным умением обращаться с тяжестями. Туре обладал непостижимым талантом к физическому труду, он знал все о центрах тяжести, трении, опорах, рычагах и точках хвата. Во всем же, что не касалось физической работы, проявлял тупость, граничившую с идиотизмом.