Резидент - Евгений Сухов Страница 7

— Я не знаю, что они говорили, но медом я их точно не потчевал. Да и меда там не было… Наоборот, держал бойцов в строгости, лишнего не позволял. В армии, а тем более на фронте, без этого нельзя.

— Про вашу строгость мне тоже известно, поговорим об этом попозже… Ну, а сами-то что вы думаете, почему они о вас так хорошо отзывались?

— Возможно, благодарны за то, что удалось выйти живыми из окружения… Правда, вывести удалось не всех. Были серьезные столкновения с немцами.

— Я читал ваши объяснительные, — вновь заговорил официальным тоном подполковник. — Надо сказать, довольно увлекательное чтение, но в них вы рассказали далеко не все.

— И что же именно я упустил?

— Капитана Рогова помните?

— Помню, — негромко произнес Романцев.

…Капитан Рогов прибился к его группе с двумя бойцами сразу после окружения. О себе он рассказал немного и очень неохотно: воевал в сто сороковой стрелковой дивизии на должности командира батальона. Под Уманью дивизия была разбита танковой колонной и рассеяна, а сам он, получив серьезную контузию, долго пролежал в беспамятстве. А когда пришел в себя, попытался выйти к своим; шел ночью, чтобы не быть обнаруженным. Несмотря на офицерские погоны, он безоговорочно принял командование Романцева. Но однажды к Тимофею подошел старшина с обожженным лицом и посоветовал присмотреться к Рогову.

— А в чем дело? — удивившись, спросил капитан.

— Фотографию я у него видел, а на ней здания немецкие, и не по-нашему на них написано.

— Это все?

— Нет, не все. На этих фотографиях дети. Уж больно он смотрел на них любовно, я по взгляду понял, что они его. А еще он от нашего табачка морду ворочает.

— Так, может, он не курящий, — усмехнулся тогда Романцев.

— Курящий он, — убежденно заверил старшина. — Вот только, когда закуривает, всегда в сторонке садится.

— И почему, по-твоему?

— А потому, что дым от этого табачка у него не наш, а немецкий! Я такой дым сроду не нюхал. Вы бы его допросили, товарищ старший лейтенант, ой, не нравится он нам! Честно вам скажу, мы тут решили, что примем свое решение… правильное! Вы уж не обессудьте, товарищ старший лейтенант, боимся, как бы под пули нас не завел.

— Пойдем, посмотрим, — сказал Тимофей.

Капитан Рогов сидел немного в стороне от остальных бойцов. При приближении Романцева и старшины его лицо слегка напряглось. Или все-таки показалось?

— Вы коммунист? — спросил Романцев.

— Как и всякий настоящий офицер, — спокойно отреагировал Рогов.

— Покажите ваш партийный билет.

— Вы его уже смотрели.

— Нет, я смотрел ваш военный билет.

Вопрос о партийном билете был задан не случайно: в случае пленения при первом же обыске обладателя партийного билета немцы расстреливали без промедления. Так что, оказавшись в окружении, многие избавлялись от партийного и комсомольского билетов, как от неминуемого смертного приговора. Берегли только настоящие коммунисты, такая уж была обстановка.

— Хм, — усмехнулся Рогов, — понимаю, к чему вы клоните. Он зашит у меня за подкладкой, мало ли чего может случиться. Не рвать же мне ткань!

— А вы порвите, — настаивал Романцев. — Сейчас как раз тот самый случай.

Разговор двух офицеров привлек внимание остальных бойцов, собравшись в полукруг, они ждали, чем закончится напряженная беседа. Романцев обратил внимание, что многие из красноармейцев взирали на Рогова с откровенной нелюбовью.

Чем же он так не угодил им?

— Ну, если вы настаиваете, — равнодушно пожал плечами капитан и, разорвав полы гимнастерки, вытащил из него партбилет, завернутый в холщовую несвежую тряпицу. — Изволите взглянуть? — протянул он документ.

Романцев внимательно осмотрел партбилет, пролистал страницы: фотография приклеена должным образом, ни смазанных печатей, ни потертостей в персональных данных; листы тоже все на месте. Все как полагается, не придерешься!

Рогов беспокойства не проявлял. Напротив, взирал с интересом, даже слегка улыбнулся пару раз.

— Возьмите, — вернул Тимофей партбилет.

— Значит, убедились? — усмехнулся Рогов. — Вот только жаль, иголки с ниткой нет, не знаю, как и зашивать.

— Хочу напомнить, — уже строже произнес Романцев, — партбилет держится не на заднице, а хранится на груди, у самого сердца. У вас есть еще фотографии? Покажите мне их!

В этот раз по лицу Рогова пробежала едва заметная тень, это не был страх или нечто ему родственное, но вот фотографии показывать он определенно не желал.

— Предположим, и что с того?

— Мне бы хотелось на них взглянуть.

— Товарищ старший лейтенант, — произнес Рогов, слегка повышая голос, — а вы чувствуете разницу между общественным и личным? Это мои фотографии, и показывать я их никому не собираюсь, — и, снова усмехнувшись, добавил: — Если только партийное собрание не обяжет.

Капитан оставался весел, что никак не вязалось с его лицом, продолжавшим хранить суровое выражение. Присутствовало в нем какое-то барство, отличавшее от остальных командиров. И это злило! Вот только эмоции следовало упрятать поглубже.

— Прекрасно представляю, — отозвался Тимофей и властно потребовал: — Фотографии!

Пожав плечами и всем своим видом давая понять, что подчиняется насилию, Рогов расстегнул нагрудный карман гимнастерки, вытащил из него два снимка и протянул их Романцеву:

— Только, пожалуйста, поаккуратнее. Они у меня единственные.

На первой фотографии была запечатлена миловидная женщина, по обе стороны от которой стояли мальчишки: лет восьми и десяти. Наверняка ее дети, уж слишком много на ее лице было отображено любви. Позади них возвышалось здание с полукруглыми балконами и богатой лепниной, на которой польскими буквами было написано «Ławka». На втором снимке женщина держала одного малыша на коленях, а второй, немного постарше, стоял рядышком.

— Кто это?

— Моя жена и дети.

— За границей отдыхаем?

— Это Львов. Там находится мой дом. Эта раньше он был заграницей. До девятнадцатого года город был под властью Габсбургов, с девятнадцатого по тридцать девятый — в составе Польши. А вот с двадцать второго сентября тридцать девятого по сорок первый он вошел в составе Украинской Советской Социалистической Республики, — со значением произнес Рогов. — Разумеется, со всеми людьми, что там находятся. Я — такой же советский гражданин, как и вы. Кстати, вы должны об этом помнить, ведь именно Шестая армия Киевского Особого военного округа вошла во Львов. Ведь вы же в этом округе служили?

— Вот только, в отличие от вас, день вхождения нашей армии во Львов я не помню, — натянуто произнес Тимофей, ощущая какое-то внутреннее сопротивление капитана.