Резидент - Евгений Сухов

Письмо в Москву было отправлено утренней почтой. Если военно-почтовая служба сработает бесперебойно, то дней через пять послание окажется в домашнем почтовом ящике. Тимофей Романцев сложил нехитрые пожитки в небольшой потертый кожаный чемодан с покоцанными углами — старый и проверенный спутник в долгих командировках. Осталось последнее: посидеть на грубо сколоченном табурете перед дальней дорогой, как это было заведено по русскому обычаю, и отбыть восвояси.

Старшина Щербак нервно покуривал в сторонке и ждал последних распоряжений. А их не было. Вроде бы обо всем уже переговорили, сказали последние слова. Так чего же медлить?

Но капитан Романцев не торопился: хотел дождаться заместителя, старшего лейтенанта Прохора Григоренко, но он, как назло, запропастился по каким-то надобностям, а ведь обещал подойти пораньше. Конечно, можно уйти, не попрощавшись — никто не осудит, — сославшись на безотлагательность. В действительности так оно и было, время поджимало: автомобиль уже стоял «на парах» у самого крыльца, и водитель нетерпеливо поглядывал через распахнутую форточку, ожидая появления капитана. Водилу тоже можно понять, у него свои дела: после того как он выполнит поручение командира полка и отвезет капитана в Червоноармейск, ему следует срочно выезжать в штаб фронта. На лице водителя написано откровенное нетерпение: еще немного, и он начнет поторапливать подзадержавшегося Романцева длинными гудками.

И все-таки не хотелось уезжать, не попрощавшись. Ну, просто ноги не шли! Сколько же таких скомканных разлук пережил за время службы, когда не оставалось времени сказать теплого слова. Попросту забрасывал чемодан в грузовик и катил к новому месту службы. Многих, с кем не удалось попрощаться, уже не было в живых, и душу до крови царапала досада, что прощание не состоялось.

Тимофей посмотрел на часы, неодобрительно покачал головой — ожидание затягивалось.

— Вот что сделаем, старшина. Давай я сейчас напишу записку старшему лейтенанту Григоренко, а ты передашь ему при встрече. Договорились?

— Конечно, товарищ капитан, — охотно откликнулся Щербак.

В военную контрразведку Романцев привлек Богдана Щербака из полковой разведки и ни разу не пожалел о своем решении. Парень мыслил нестандартно, дерзко, что во многом определило арест бандеровца Гамулы, он же сыграл немалую роль в ликвидации всей банды. Так что старшина находился на своем месте.

Вытащив из полевой сумки листок бумаги с простым карандашом, Тимофей принялся писать записку.

Задумался, ушел в себя, может, поэтому прозвеневший телефонный звонок показался ему особенно громким, заставил прервать занятие. Посмотрев на старшину, он сказал:

— Чего медлишь? Возьми! Пока Григоренко не придет, ты здесь за начальника отдела остаешься, а там вам нового назначат. А меня здесь нет, — добавил Романцев, посмотрев на часы. — Уже сорок минут, как должен быть в дороге.

Подняв трубку, Богдан громко произнес:

— Старшина Щербак! — Некоторое время он слушал далекого собеседника с застывшим лицом, потом невольно воскликнул: — Что?! — Тимофей отложил карандаш в сторону, предчувствуя самое недоброе. Слов неведомого абонента было не разобрать, лишь слышна его торопливая нервная речь, искаженная чуткой телефонной мембраной. — Да… Еще не уехал. Я ему передам. — Старшина положил трубку на рычаг и растерянно посмотрел на капитана.

— Что случилось? — спросил Тимофей. — Не тяни!

— Звонили из отдела контрразведки армии, сообщили, что убит старший лейтенант Григоренко. Полковник Александров велел немедленно выехать на место преступления. Вам поручили заняться этим делом и доложить, как началось расследование. Вы его друг, и в отделе полагают, что вам известны многие вещи из его личной жизни. В какой-то степени это поможет найти преступника… Товарищ капитан, извините меня, но не мог я сказать иначе!

Романцев скомкал недописанную записку и швырнул ее в урну.

— Все правильно, Богдан! Никто тебя не винит. По-другому и быть не могло. Где произошло убийство?

— На окраине Немировки, недалеко от железнодорожной станции… Там хуторок небольшой на склоне и…

— Знаю, чего стоим? Выходим!

— Понял, товарищ капитан! — устремился за ним старшина.

Водитель, увидев выскочившего из штаба полка Романцева, облегченно вздохнул и завел двигатель. Распахнув переднюю дверцу, Тимофей плюхнулся в кресло.

— Товарищ старшина тоже с нами поедет? — удивленно посмотрел водитель на Щербака, уже разместившегося на заднем сиденье.

— Да.

— Значит, в город, товарищ капитан! А потом у меня…

— Нет, в следующий раз… Сейчас едем на станцию. И побыстрее!

Заглянув в напряженное лицо капитана, водитель не стал ничего уточнять, лишь развернул автомобиль и покатил к железнодорожной станции.

Еще через десять минут были на месте.

Гулко прогрохотал в отдалении эшелон, груженный тяжелой техникой, заставив подъехавших невольно обернуться. Некоторое время был видел его длинный хвост — открытые платформы, укрытые брезентом, на которых просматривались очертания пушек и гаубиц, — а потом он спрятался за лесной массив, буйно разросшийся вдоль железнодорожного полотна. Патрулирующие автоматчики терпеливо переждали товарняк и размеренно зашагали дальше по хрустящей гальке.

Близ дороги стояла группа из пяти офицеров, среди которых Тимофей увидел двух военных прокуроров, отличавшихся среди присутствующих новенькими кителями: капитан юстиции был из Тринадцатой армии, а хмурого вида майор — из прокуратуры фронта. Два капитана были из военной контрразведки: первый постарше, лет сорока, с сухим неприветливым лицом, другой — ровесник Тимофея, белокурый крепыш. Невысокий майор НКВД с глубокими морщинами на впавших щеках служил в местном отделе. Все присутствующие знали друг друга хорошо — по долгу службы приходилось пересекаться на оперативных совещаниях, участвовать в совместных оперативно-разыскных группах.

Поздоровавшись, Романцев спросил у майора:

— Где он лежит?

— Там… У кустов, — нервно махнул тот в сторону порыжевшего можжевельника. — Сразу там и не увидишь. Мы ничего не трогали, ждали тебя… Вот оно как бывает… Кто бы мог подумать. Чтобы вот так, в тылу… Обидно!

Тимофей подошел к колючим зарослям и увидел в высоком плюще, буйно разросшемся у корней, распластанное тело без сапог. Что за дела, кому это было нужно? Не убили же Григоренко из-за кожаных офицерских сапог! Слегка повернув старшего лейтенанта, он увидел на левой стороне груди глубокую рану, гимнастерка обильно пропиталась кровью. Заглянул в неподвижное лицо Григоренко и невольно стиснул челюсти, стараясь удержать стон, рвавшийся из горла. Глаза у старшего лейтенанта были широко открыты. Так выразительно он не смотрел даже тогда, когда был жив.