Короли улиц - Саша Южный Страница 55

— А в чем, собственно, дело, пацаны?

Новенький местных правил не знал, и пятикурсники не были для него авторитетом. Более того, он, скорее всего, и не знал, что они пятикурсники.

— Мы тебе не пацаны, понял, — осадил его Мадьяр.

— А тогда и разговаривать не о чем, — новенький положил голову на подушку.

Но Мадьяр схватил его за грудки и легко, как ветошь, одной рукой сдернул с кровати и шваркнул об стенку. В Мадьяре было больше ста килограммов. Новенький, пошатнувшись, ухватился за спинку кровати.

— Ну?! — угрожающе произнес Мадьяр.

— Ефим бежать решил, — процедил новенький.

— А ты?

— А меня уговаривать долго не надо было.

— Как-то подозрительно быстро вы снюхались, — сказал Доброволец.

— Мы из одного детдома.

— И что?..

— Что, — усмехнулся новенький. — У вашего хозяина милиция, наверное, вплоть до Москвы куплена. На первом же посту высадили под стволами. Потом еще три рожи подъехали. Ефима били с перекурами. Теперь его будут воспитывать.

— Воспитывать? Это как? — удивился Доброволец. — Нас тут что, плохо воспитывают? Мы тут сморкаемся в углы, спим от пуза и грубим старшим, да?

— Этот ваш Директор сказал, что по Фулеру… по Фокеру. Короче, там поймали волчару-мутанта, посадили на цепь, морили голодом и били, пока он не сломался и не стал ручным. Вот и Ефима примерно так школить будут.

— Фолкнер, может? — спросил один из курсантов-третьегодников.

— Точно, Фолкнер, — подтвердил новенький. — А ты откуда знаешь? — уставился он на третьегодника.

— В СИЗО нечего делать было, там и читал эту книгу. Потом того волчару на медведя натравили.

И тут Вечеру в голову пришла мысль о том, что из них тоже делают волчар, которых потом на кого-то натравят.

— Сорок восемь, сорок девять, пятьдесят, пятьдесят один, — безжалостно отсчитывал Табак.

Это был уже седьмой подход за тренировку, и после счета «шестьдесят» некоторые стали ломаться. Они в изнеможении ложились на пол и застывали там, впитывая покой всеми измочаленными мышцами, всем мертвецки усталым телом. Они знали, что вслед за этим наступит расплата, и потому старались взять от выпавших мгновений по максимуму.

Вечер скрипел зубами, но пока не сдавался. Стимул был. Всех, кто на этот раз не дотянет до семидесяти отжиманий, пропустят через строй. Что это такое, Вечер видел не раз. Обычно так проделывали со старшими. Раз в месяц. Но теперь пришла и их очередь.

Вечер стал понимать, что усталость — это всего лишь составляющая муштры. Здесь все было продумано, построено так, чтобы не дать тебе расслабиться, отдышаться и хоть на миг почувствовать себя самим собой, а не механизмом, который восемь часов в день должен выполнять определенные движения. Едва ты к чему-то привыкал, приспосабливался, тебе тут же подкидывали что-то новенькое.

Усталость он научился преодолевать, втянулся в нее. Конечно, это не значило, что ее не было вовсе, но Вечер после тренировки уже не пребывал в состоянии зомби. А вот теперь ему преподнесли боль. Видимо, к ней он тоже должен был привыкнуть, научиться преодолевать ее. И наверное, когда-нибудь научится, но это было слабым утешением. Вместо мягких кожаных груш в зале повесили твердые мешки с песком. Голени после ударов в них гудели и ныли по ночам, а кулаки стирались в кровь о грубый брезент. К этому теперь добавились спарринги в полный контакт и еще «коридор», который вскоре предстоит пройти тем, кто в бессилье лежал сейчас на полу, напоминая старую ветошь.

— Семьдесят! — произнес Табак.

И Вечер, абсолютно не чувствуя рук, не видя пола и лужи пота, которая стекла с его лица, и вообще слабо понимая, что происходит, услышал: «Встать!» Он попытался выполнить команду, но в это время его руки подогнулись и он упал лицом в пол, прямо в лужу пота. В последний момент Вечер успел повернуть голову и благодаря этому не разбил себе нос. Он встал, опираясь на локти, и заторопился, боясь, что Табак, чего доброго, не засчитает ему последнее отжимание и его тоже прогонят через «коридор».

Но инструктор пребывал сегодня в хорошем настроении, кроме того, у него уже были две жертвы. Табак, не давая курсантам передышки, тут же дал команду на спарринг. Все выстроились друг напротив друга в две шеренги, на расстоянии двух с половиной метров. Это давало широкие возможности для атаки и маневра.

«Упасть бы сейчас на пол и замереть там на минуту, провалиться в пропасть забытья на целых шестьдесят мгновений и чувствовать, как каждое из них легким светом проносится сквозь тебя. А потом уже встать и биться», — подумал Вечер. Перед ним стоял Забор, очень серьезный противник. Он был одним из лучших в их коробке. Костлявый высокий тип с длинными конечностями, чем-то и в самом деле напоминающий забор. Он пробыл в школе на полгода больше Вечера.

Вечер прикинул свои шансы и решил идти на максимальное сближение. Иначе Забор, который был значительно выше, расстреляет его издали ударами своих длинных ног. По команде они бросились друг на друга. И хотя обоих пошатывало от усталости, каждый сделал это решительно, с намерением опрокинуть другого. Иначе было нельзя. Не дай бог Табак заподозрит тебя в симуляции, тогда сразу окажешься в одном списке с теми несчастными, которым предстояло сегодня пройти сквозь «коридор». Они до сих пор лежали на полу, и Табак их не трогал. Он не хотел подвергать экзекуции трупы, которые ничего не соображают и не чувствуют от усталости. Ему нужны были существа, которые могли хоть как-то сопротивляться и по возможности наносить ответные удары.

Забор попытался встретить Вечера своей коронкой, штыковым ударом ноги, который назывался «юп-чаги». При этом противник стоит к линии атаки боком, и его нога несется к тебе навстречу пяткой. Если ты нарвался на такой удар в движении, в атаке, то уйти от него практически невозможно. Так бы оно и получилось — Забор, раскинув тело в одной плоскости, выкинул ногу навстречу Вечеру. Но тот неожиданно даже для самого себя сделал рисковый уход вразрез. Двигаясь под острым углом навстречу ноге Забора и рискуя получить пяткой в челюсть, он сумел за мгновение до того, как это произойдет, уйти противнику за спину и, продолжая двигаться дальше, зацепить своей ногой его опорную ногу. Прием был очень сложным, опасным и лишь иногда получался у старшекурсников. Вечер первый раз попробовал сделать подобное, и у него вышло.

Забор находился в конечной фазе удара. Его правая нога вылетела почти на максимальную высоту, резко хлопнула в воздухе штаниной кимоно и должна была через мгновение вернуться обратно, но Вечер, не прекращая движения, потянул левую опорную ногу Забора за собой, опасно увеличивая и без того максимальную растяжку, в которой находился противник. Забор с грохотом свалился спиной на пол и скорчился от боли.

«Как минимум растяжение мышц, а то и связок», — подумал Вечер. Он стоял и смотрел на поверженного противника, не думая о том, что одержал мгновенную и красивую победу над тем, кто пробыл в школе гораздо больше него. Вечер просто радовался паузе, отдыху, и Табак сейчас ничего не мог ему предъявить. Драться больше было не с кем, и он, Вечер, честно заработал эту передышку. И потому Табак, с некоторым удивлением посмотрев на него, занялся другими, теми, кто, по его мнению, недостаточно резво бился. Он воодушевлял их палкой, которая неутомимо гуляла по спинам. Но в таком состоянии боль, которую доставляли ее удары, казалась курсантам какой-то отстраненной, словно их собственная шкура существовала сама по себе, а они сами по себе.