Повелитель бурь - Андрей Воронин Страница 48

По небу все еще бродили рваные клочья туч, похожие на грязные сырые лохмотья, но дождь окончательно прекратился. С моря порывами налетал теплый сырой ветер, оставлявший на губах легкий привкус соли. Отсюда море казалось серым, как окислившийся свинец, и на этом сером фоне то и дело мелькали белые барашки волн. В сотне метров от берега болтался похожий отсюда на пенопластовый поплавок катер спасателей — надо полагать, там пытались найти смытые в море автобусы, чтобы выяснить, наконец, были в них люди или нет. Глеб полагал это занятие пустой тратой времени и горючего: люди в автобусах сидели наверняка, и официально высказываемые по этому поводу сомнения были просто неуклюжей попыткой дезинформировать общественность, скрыв истинные масштабы трагедии. Выяснять тут было нечего, нужно было поднимать автобусы, чтобы по-человечески похоронить погибших, но как раз с этим никто не торопился. Это, опять же, было вполне объяснимо и даже оправдано: вряд ли подобное зрелище доставило бы удовольствие сотням замерзших, напуганных, находящихся на грани истерики людей, скопившихся в этом разрушенном курортном местечке.

По замусоренному, покрытому жидкой грязью, пестрящему тусклыми зеркалами луж пляжу бродили две или три фигуры с громоздкими профессиональными видеокамерами. Кучка журналистов осаждала палатку, в которой разместился временный штаб спасателей, довольно задерганный с виду, но привычно сохраняющий уверенное выражение лица человек в форме МЧС давал им какие-то пояснения. Давал он их, судя по всему, не в первый раз и при этом не баловал представителей прессы разнообразием информации: время от времени журналисты принимались сердито галдеть, а кое-кто из них, отбившись от стада сородичей, охотился за подробностями ночной трагедии на стороне — на пляже или в толпе пострадавших, которые жались к кострам в ожидании эвакуации.

Дороги, ведущие к аэропорту и железнодорожной станции, были, по слухам, уже расчищены, и прибытие автобусов ожидалось с минуты на минуту. Между разрозненными группами бывших курортников, напоминавших сейчас беженцев из района активных боевых действий, ходили деловитые люди в форме, шелестя какими-то списками. Тоскливая неразбериха первых последовавших за катастрофой часов мало-помалу приобретала упорядоченные очертания — еще не порядок, но уже его видимость. Спасатели работали четко, как на учениях, и даже такой природный скептик, как Глеб Сиверов, не мог не отдать им должного. Они делали все, что было в человеческих силах, и даже теперь, когда прибыли подкрепления и техника, когда тут и там замелькали мятые полевые погоны с большими полковничьими звездами, Глеб видел, что весь ход операции по-прежнему координирует один человек — тот, который первым прибыл на место стихийного бедствия и с первых же минут взял дело в свои руки.

Максим Юрьевич Становой по-прежнему щеголял в поношенной полевой форме без знаков различия, но по тому, как он разговаривал с приезжими полковниками — на равных, а местами и сверху вниз, в приказном тоне, — можно было заключить, что по чину он никак не ниже своих собеседников, а может быть, и выше. Глеб наблюдал за ним все утро, получая от этого процесса невинное удовольствие. Действительно, видеть человека, так решительно и грамотно, а главное, с огоньком выполняющего свою нелегкую работу, было приятно. Глеб с первого взгляда распознал в Становом одного из тех людей, которые не дают миру окончательно развалиться, поддерживая его в рабочем состоянии. Максим Юрьевич вызывал симпатию у каждого, кто с ним сталкивался, и Глеб не был исключением из этого правила. Становой ему нравился, но Сиверов не торопился давать волю чувствам, хотя всю дорогу с гор на побережье и здесь, в поселке, периодически ловил на себе задумчивый взгляд командира спасателей. Становой не поверил половине рассказанной Глебом истории, причем, как человек неглупый и бывалый, умело отделил правду от вымысла. Теперь он, похоже, в чем-то подозревал «инженера Корнеева». Ситуация и впрямь выглядела подозрительно: Глеб мог бы развеять большинство этих подозрений, открыв перед Становым карты, но делать этого он, конечно же, не собирался. Положение было знакомое: Сиверов не имел права доверять кому бы то ни было, потому что любой из спасателей, да и любой из собравшихся здесь курортников, коли уж на то пошло, мог оказаться преступником. Вряд ли тот, кто спланировал операцию, стал бы отираться где-то поблизости, но исполнители запросто могли, смешавшись с толпой спасателей и спасаемых, наблюдать за ходом событий. По этой причине Глеб уже начал сожалеть о том, что, поддавшись чувству, сгоряча продемонстрировал спасателям свою информированность — там, в горах. Намного умнее было бы остаться наверху и, не попадаясь никому на глаза, проследить за действиями спасательного отряда. Но с ним была Ирина, и найденное на берегу ручья тело Арчила Гургенидзе тоже нельзя было бросить там, где оно лежало.