Искупление вины - Евгений Сухов Страница 4
Искупление вины - Евгений Сухов читать онлайн бесплатно
Ознакомительный фрагмент
– Кажись, бабу какую-то вспоминает, – безразлично произнес стоявший рядом полицейский. – Не то Маню, не то Марусю. Не разобрать!
– Ах, вот кто его на тот свет не пускает… Стоять на краю могилы и думать о женщине! А ведь он был уже почти покойник… Вот что значит настоящая любовь!
– Видно, этот русский и в самом деле очень любит эту женщину. Где-то ему можно даже позавидовать… Надеюсь, Вильфред, что ты не ошибся в своем выборе, – произнес капитан Грюнвальд.
– Дождь, кажется, будет, – посмотрел на потемневшие облака майор. – В это время погода всегда дрянь! Чего стоим?.. Положили его на телегу, да поаккуратнее, и так едва душа в теле держится! Везем в лазарет!
Русоволосого уложили на пук сена. Щербатый возница невольно хмыкнул, озадаченный таким неожиданным решением, и прикрыл раненого рогожей.
– Но, пошла родимая! – поторопил он кнутом застоявшуюся лошадь.
Полицаи, выстроившись по двое, уже двинулись к расположению лагеря, только вспомогательная команда продолжала орудовать лопатами, разравнивая землю. О расстрелянных более ничто не напоминало, разве что стреляные гильзы, валявшиеся подле захоронения, да еще пара новых сапог, аккуратно поставленных под дерево, – мертвым они не нужны, а вот кому-нибудь из полиции еще послужат.
У последней ямы возился коренастый чернявый мужик лет тридцати пяти. Землю разравнивал старательно, с усердием разбивал большие комья земли. Было видно, что в земляных работах он изрядно поднаторел и к своей службе относился с подобающим рвением. Он был из тех людей, что привыкли выполнять порученное дело добросовестно, для которых не существовало мелочей. Оставался самый краешек ямы, и чернявый, едва ли не высунув язык, разравнивал бугры.
– Фамилия?
– Рядовой Тарасюк.
– Это ты подходил к белобрысому?
– Так точно!
– Что ты ему сказал? – спросил майор, с интересом посмотрев на полицейского.
– Пожелал ему дороги в ад!.. – распрямившись, ответил чернявый.
– Хм… Ты всем так желаешь?
– Нет, только ему. А еще сказал, что закопаю его так, что он больше не выберется.
– Хм… Вот оно что… Что же он тебе ответил?
– Сказал, что ради любимой женщины выберется из любой могилы.
– Значит, этот Аверьянов не соврал. Ты его знаешь?
– Да, мы жили в одном городе.
– Чем же он тебе так насолил, что ты его решил поглубже закопать?
Чернявый нахмурился, на лбу образовалась длинная кривая складка. Тут было что-то личное, что он хотел бы сохранить в тайне.
– До меня моя жена встречалась с ним. Забыть этого я не мог… Когда мы были с ней близки… нередко называла меня его именем, – наконец выдавил он из себя.
– Вот оно что, – усмехнулся майор. – А ты злопамятный. Это неплохо! А еще ты хорошо копаешь. Считай, что с сегодняшнего дня у тебя будет новое место работы.
– Какое? – удивился чернявый.
– Пройдешь обучение в диверсионно-разведывательной школе. Согласен?
– Так точно! Во всяком случае, это веселее, чем работать могильщиком.
– Твой приятель… которого ты не сумел зарыть, тоже будет в моей группе. Так что вам придется подружиться. Если увижу что-нибудь неладное… Пристрелю обоих! Все понятно?
– Так точно!
– А теперь становись в строй, тебя уже заждались.
Вернувшись в расположение «Абверкоманды-104», майор Гемприх-Петергоф вызвал к себе куратора группы. Через несколько минут в его кабинет вошел сорокапятилетний обер-лейтенант Филипп Голощекин.
– Меня интересует последний набор агентуры, все ли в порядке?
– Есть одно правонарушение, рядовой Ломидзе был вчера замечен выпившим.
– Ломидзе отправить в штрафной лагерь! Все, вы свободны!
Обер-лейтенант вышел, а майор, глядя ему вслед, подумал: «Теперь в моем отряде снова двадцать один человек».
Михаил Аверьянов проснулся от того, что рядом кто-то громко простонал. Открыв глаза и повернув голову, он увидел, что лежит в большой палате с плохо отштукатуренным потолком, на котором были видны желтоватые мазки от кисти. Небольшое окно, через которое виднелся высокий разросшийся клен, его ветки слегка постукивали по старенькой поцарапанной раме. Форточка была широко распахнута, и через нее в палату задувал свежий ветерок. Было прохладно, и Михаил, невольно поежившись, натянул на плечи одеяло.
В палате было еще три кровати: по соседству лежал крупный мужчина и что-то бормотал в глубоком бреду. Прислушавшись, Аверьянов понял, что тот говорил по-немецки. Лицо у него было основательно заштопано, обезображено грубыми розовыми шрамами – следы от мелких осколков, такое случается, когда неподалеку разрывается ручная граната.
У окна стояла еще одна кровать, на которой ворочался тощий парень с глубоко запавшими щеками. У самых дверей стояла аккуратно заправленная кровать, а на стуле в белых кальсонах и в тапках на босу ногу сидел невероятно рыжий, с крупными веснушками на широком лице мужчина лет тридцати и лениво перелистывал газету на немецком языке.
«Немецкий госпиталь», – сообразил Аверьянов.
Хотел было подняться, но, почувствовав боль в правой голени, невольно простонал. Видно, с прогулкой придется повременить.
Отложив газету в сторону, рыжий немец, коверкая русские слова, спросил:
– Как дьела, рюсский?
– Хорошо, – только и сумел выдавить Михаил.
– Я думаль, шьто ты помрешь. Ушь польно ты биль плохь.
– Рано ты меня хоронишь, немец, поживу еще.
Рыжий выглядел вполне добродушным малым. Среди тяжелобольных он изрядно заскучал и решил разнообразить невеселое времяпрепровождение в разговоре с русским.
– А ты шутник, – заметил Аверьянов.
– Есть немношько.
– Рыжие – все шутники.
– Ты тожье веселий, – рассмеялся немец.
Дверь открылась, и в палату вошел немецкий майор. Михаил узнал его сразу, он был гостем капитана Грюнвальда.
– Вижу, что ты очнулся, – подходя к его кровати, произнес майор. – Это хорошо! Значит, твои дела идут на поправку. Многие сомневались, что ты выкарабкаешься, а я вот был уверен. Не у каждого можно встретить такую жажду к жизни, как у тебя. А ты не боялся, что могли бы в затылок пальнуть?
Аверьянов не мог вспомнить, как попал в госпиталь. Проведенные в беспамятстве дни представлялись лишь отрывочно, как некая лишенная деталей мозаика, собрать которую воедино не представлялось возможным. Отдаленно припоминал металлическую панцирную кровать с поцарапанными ножками, красивый женский голос, раздававшийся откуда-то издалека, яркий свет, какой бывает только в операционной… Что же еще с ним такое было? Ах, да! Его же расстреляли. Тотчас вспомнился противный скрип песка на зубах.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии