Большая игра - Александр Афанасьев Страница 31

Рождается понимание, что есть два Афганистана: они разные, и даже язык у них разный. Есть юг и восток Афганистана — они населены пуштунами и язык у них — пашту. Есть север и частично запад Афганистана, они населены преимущественно национальными меньшинствами, в том числе узбеками и таджиками, и язык у них — дари, представляющий разновидность фарси, персидского. Да, узбеки и таджики переселились на землю Афганистана со своей земли, их оттуда выгнали Фрунзе с Буденным, и строго говоря, они живут на чужой земле — но они живут на ней лет сто, они здесь укоренились, и они нормальные, вменяемые, способные к государственности люди. На дари говорит Кабул, столица и крупнейший город страны. В то время как пуштуны — никогда не прекратят поддерживать Талибан, в сельской местности близ Кандагара поддержка талибов близка к ста процентам, и ярость пуштунов — это ярость людей ведущих не только религиозную, но и национально-освободительную войну. Но при этом — большинство пуштунов живет на Племенной территории Пакистана, причем своей государственности у них нет.

Так может, и в самом деле нет смысла поддерживать целостность Афганистана? Зачем, чтобы юг опять пошел войной на север, чтобы снова брали Кабул, чтобы артиллерийским огнем разрушили довольно-таки неплохо уже отстроенный город? Может, стоит разделить страну надвое, оставить пуштунам два следующих по значению города — Кандагар и Джелалабад — оба вполне могут выполнять и столичные функции. И помочь пуштунам воссоединиться с братьями по ту сторону афгано-пакистанской границы? Ведь пока этого не произойдет, покоя тут точно не будет. Это говорили еще с восьмидесятых, а со времен советского присутствия — а в девяносто четвертом истек срок договора по Зоне племен, который заключали еще король Афганистана и чиновник Британской Индийской администрации Мортимер Дюранд. Он был заключен на сто лет, точно так же, как через три года после этого был арендован у Китая Гонконг. Гонконг был возвращен, так может, стоит и Зону Племен возвратить тем, кто живет на этих землях — пуштунам?

Или наоборот — создать большую Зону племен как часть большого, децентрализованного Пакистана? Но вопрос — а согласится ли на это сам Пакистан? Ведь даже та Зона племен что у них есть — источник постоянных неприятностей в масштабах всей страны…

А насчет северных территорий Афганистана — вообще отдельная тема.

По факту — получается, что у нас по обе стороны границы живут два разделенных народа: таджики и узбеки. Есть и другие меньшинства, например, хазарейцы, но основные — два вышеперечисленных народа. История в последнее время знает немало примеров, когда новосозданные государства очень быстро доходили до состояния национальной катастрофы просто из-за нехватки ресурсов, нехватки управленческого и административного опыта, отсутствия готовых кадров. Чтобы этого не было — возможно, есть смысл разделить северный Афганистан и присоединить районы компактного проживания таджиков и узбеков — к корневому Таджикистану и Узбекистану, создав Великий Таджикистан и Великий Узбекистан соответственно. Но тут возникает два вопроса. Первый — мы тем самым стабилизируем афганские территории — или дестабилизируем корневые Таджикистан и Узбекистан соответственно? Последнее вполне возможно. Второе — что делать с кабульскими элитами? Кем бы они ни были — таджиками, узбеками, кем то еще — на потерю власти они точно не согласятся даже если будут знать, что власть эту — они не потянут. Создавать еще одно государство — Кабулистан? А как делить залежи полезных ископаемых в Афганистане — вот, где грызня то начнется, ведь в этих горах чего только нет…

И как быть, если весь мир будет против нас? Ведь помимо желания у кого наложить руку на плохо лежащие полезные ископаемые, у кого — поджечь за счет Афганистана Среднюю Азию, Иран или Китай — есть еще негласное табу, которое не зафиксировано ни в одном договоре, но негласно соблюдается с 1945 года: никакая страна не должна прирастать территориями, никаких «великих» быть не должно. Делить — можно. Присоединять — нет. Было всего четыре, по-моему, исключения — объединение Северного и Южного Вьетнама, Северного и Южного Йемена, ГДР и ФРГ и наш Крым. Первые три исключения допустили лишь потому, что считали эти страны искусственно разделенными по политическим причинам (в случае с Йеменом это не так, но про Йемен мало знали) и воссоединение — сочли нормальным ходом исторического процесса, а не захватнической политикой. А за Крым — нас пинают до сих пор, и никогда видимо Крым нашим не признают. Если же мы теперь будем кроить Афганистан — пусть даже к его же пользе, ради прекращения войны, которая идет здесь вот уже сорок лет почти — мы сразу станем врагами для всех, и для ядерного Пакистана в первую очередь. А за Пакистан — не преминут вступиться и США, они моментально на сто восемьдесят развернутся.

Остается только одно. Искать на Севере, в Кабуле лидеров, которые смогут возглавить страну и провести необходимые реформы — или даже возглавить процесс сецессии юга. Людей уровня Ахмад Шаха Масуда — в Афганистане больше нет. Есть два типа: первый это силовики, которые приняли на себя роль «легальных полевых командиров» и борются с нелегальными, чтобы самим крышевать наркоту и контрабанду. И второй — это афганский политикум, который моментально понял, с какой стороны бутерброд икрой намазан и освоил все способы незаконного обогащения: крышевание, откаты, взятки, покровительство бизнесу родственников, дербан бюджета. А нынешний вице-президент Афганистана — имеет уникальный статус: он одновременно и вице-президент (то есть политик), и бывший министр обороны, до сих пор не чурающийся лично выезжать на операции (то есть силовик) и глава могущественной этнической группировки, имеющей корни за рубежом (узбек). Думаю, он и сам это понимает. И возможно, он решил, что час его пробил — потому и решил именно сегодня поиграть в гольф…

Кстати, гольф…

— Ваш удар.

Я выставил мячик, пробил. Получилось лучше…

— Прошу…

Вице-президент улыбнулся в усы.

— Я уже ударил.

— Тогда идем…

И мы снова пошли по полю, похожему то ли на поверхность Луны, то ли — Марса.

— Мирза сказал мне несколько слов о вас… — по-русски сказал вице-президент.

Вот, черт

— Не держите на него зла. Мы все пытаемся выжить.

Черт… Правильно говорили англичане — верность афганца нельзя купить, но можно взять напрокат.

— Я и не держу, эфенди…

— Сейчас время такое — продолжил вице-президент — все списали нас со счетов. Американцы не смогли одержать победу, и ушли, и теперь ищут себе оправдания. Вы ведете переговоры с талибами.

— Не веду.

— Ведете. Не оскверняйте свои уста ложью, молодой человек, не надо. Я вас понимаю. Вам надо сохранить то, что у вас есть. Не пустить бандитов в свои земли…

…

— Но пытаясь сохранить синицу в руках, вы упускаете журавля в небе. Разумно ли это?

— Вы так хорошо знаете наши поговорки?

— Я учился у вас… — вице-президент вдруг остановился и задумчиво посмотрел на яркое, без единого облачка небо — знаете… не так давно проводили опрос, при ком лучше жилось. Большинство афганцев ответило — при Наджибулле ^[43]. Значит, при русских.