Ниязбек - Юлия Латынина Страница 3

Глаза Ниязбека цвета кока-колы ощупывали двор, как противника, с которым предстоит иметь дело на ринге, или машину, которую надо взорвать. Они втыкались в каждую точку пространства, неспешно, как минный щуп в руках опытного сапера, и с одинаковым равнодушием оглядывали и лужу, вытекающую из-под зарезанной овцы, и широкий потек на воротах. Бордовая полоса шла ровно посередине двух вбитых в ворота гвоздей, и вряд ли кто-то распял на этих гвоздях барана.

– Это справедливое число, Арзо. Я признаю этот долг. Они вернут все до копейки. Но эти люди – мои родичи. Никто не может похвастаться, что он крал моих родичей.

– Из уважения к тебе я освобожу Гамзата, – сказал Арзо, – пусть он собирает деньги. А Гази-Магомед останется в залоге.

– Мне нужны они оба.

– Тогда сам оставайся заложником, – с улыбкой предложил Арзо. – Ты поживешь у меня, а твой шурин пособирает деньги.

– Я заложником не был и не буду, – последовал ответ. – Бывало, что я воровал людей, но чтобы меня воровали, такого не будет. Я даю тебе слою – они вернут деньги.

– Мне трудно будет пристрелить твое слово, – ответил чеченец, – или отрезать ему уши. Эти двое – жадные и подлые люди. И ты это знаешь не хуже меня. Мало ли что пойдет не так? Если тебе нужны оба – уезжай и приезжай с деньгами.

* * *

Когда щуплый пленник проснулся на следующий день, он был один, не считая трупа. Гамзат и Гази-Магомед куда-то исчезли, и солнце уже высоко стояло над селом. Где-то вдалеке мычали коровы, мулла кричал призыв к молитве, и около зарешеченного окошечка сидел мальчик лет десяти и наблюдал за русоволосым измученным человеком глазами цвета ежевики.

– Я – Арби, – сказал мальчик, – а ты кто?

– Владислав, – ответил русский.

Приподнявшись на досках, можно было заглянуть во двор: на нем больше не было ни «гелендевагена», ни «уралов». Только около ворот сидели два абрека, и солнце посверкивало на их «Калашниковых». Арби заметил взгляд сероглазого пленника и сказал:

– Мой отец уехал. А ты будешь здесь, пока за тебя не заплатят.

– А если за меня не заплатят? – спросил Владислав.

– Мой отец не любит русских, – сказал Арби. – То есть резать любит, а так нет. Он очень сердит на них за то, что они со мной сделали.

– А что мы с тобой сделали?

Арби повернулся и пошел к дому, и, когда он отошел от окошка, Владислав увидел, что у мальчика нет ног. Он передвигался на маленькой дощечке с колесиками, опираясь о землю руками.

* * *

Владислава выволокли из ямы так быстро, что он проснулся уже во дворе. Посреди неба сиял круглый пятак луны, и между лунных теней во дворе лежал часовой. Горло его было перерезано от уха до уха. Другой часовой лежал рядом, и в затылок его упирался автомат.

Двое людей выводили из гаража старую «ниву». Владислава швырнули на колени, и в свете луны над собой он увидел высокого человека, двигавшегося с плавной грацией рыси. У человека было чисто выбритое лицо, и глаза его были как два куска ночи.

– Где Гамзат и Гази-Магомед? – спросил человек В первую секунду Владислав не понял вопроса – настолько жесткий выговор спрашивающего отличался от чеченского акцента, к которому он почти привык за три дня.

– Вы… кто?!

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Их нет здесь. Боевики забрали их с собой. Высокий незнакомец подхватил Владислава в охапку и бросил на заднее сиденье. Через минуту ему под ноги швырнули седого чеченца. Владислав понял, что это отец Арзо. Один из похитителей прыгнул за руль, и ворота перед «нивой» медленно поползли вбок.

Они проехали по селу безо всяких препятствий. Шла война, и умудренные опытом соседи зареклись любопытствовать, по какой такой причине среди ночи выезжают машины из дома отца одного из влиятельных полевых командиров.

Машины остановились только в ущелье, в том самом месте, где два дня назад Харон грустил о своей «волге». Теперь на широкой площадке стояли два серебристых «лендкрузера», и возле них стояли вооруженные люди. Владислава вытащили из машины и швырнули в «крузер». Рядом с ним оказался отец Арзо. Ниязбек сел на переднее сиденье, и на руках его был безногий десятилетний мальчик.

Еще через десять минут колеса машин простучали по мосту над рекой. Ниязбек вышел наружу и о чем-то недолго договаривался с солдатами, спустившимися к нему с вышки на блокпосту. После этого машины свернули на обочину, и Ниязбек набрал номер телефона.

– Салам, Арзо, – сказал Ниязбек, – ты помнишь место, где ты менял пленных в прошлый раз? Я жду тебя до рассвета. Когда ты отдашь мне Гамзата и Гази-Магомеда, получишь обратно отца и сына.

Трубка что-то крякнула в ответ.

– Если ты убьешь моих родичей, я дам трубку твоему сыну, – ответил Ниязбек, – и он расскажет тебе, как умер твой отец. Потом он умрет тоже.

* * *

Блокпост, у которого остановился Ниязбек, пользовался дурной славой. Всем, кому надо было выкупить родственников или отыскать продавцов, ехали туда, и днем там было так много машин и посредников, что он походил скорее на рынок, чем на место для обмена.

Но сейчас была ночь, и на блокпосту не было никого, кроме солдат, снайперов Ниязбека и вкопанного в землю танка. Вокруг танка хозяйственный прапор насадил пионы и кабачки.

Арзо Хаджиев приехал через три часа на четырех машинах, высадив собственных снайперов на том берегу реки. Ниязбек и Арзо вышли из машин и встали на виду у засевших в засаде стрелков, собственной жизнью гарантируя правила обмена.

Они стояли так минуты три, и после того, как бойцы Ниязбека усадили братьев в машину, Ниязбек сказал:

– Больше на них никаких долгов нет. Все долги на мне. Если хочешь, пойди и забери.

Арзо помолчал.

– Отдай мне русского, – сказал чеченец, – и мы будем в расчете.

Мы и так в расчете. Если б ты поверил моему слову, ты бы получил долг. Ты сказал: мое слово ничего не стоит. Ничего и получишь.

Тогда Арзо порылся в одном из клапанов «разгрузки» и достал оттуда пластиковый пакетик с запечатанным в нем мизинцем.

– Передай от меня русскому, – сказал он.

* * *

Спустя три часа машины затормозили у поворота дороги. Только-только светало. Красное распаренное солнце выкатывалось из-за гор, над иссохшей землей вставал утренний дымок, и сверкающая белая дорога, как брошенная на склон веревка, вилась и спускалась к пыльному городу, изогнувшемуся серпом вдоль залива.

Справа от поворота, за кустами, напоминавшими моток колючей проволоки, стояли какие-то беленькие домики, и на одном из них безвольно обвис российский флаг. Не было ни ветерка, и рассвет пах морем, жарой и свободой.

Ниязбек легко спрыгнул на выжженную траву, и по его знаку за ним выбрались остальные пассажиры.