Число власти - Андрей Воронин Страница 29

— Совершенно верно, — согласился профессор. — Серьезному ученому не до популяризации своих идей, он работает, двигает вперед науку, а профессиональные популяризаторы чаще всего оказываются не способны разобраться в тех самых идеях, которые они популяризируют. Парадокс! Но парадокс этот обусловлен самой жизнью. Нынешняя наука ушла очень далеко от реалий повседневной жизни, и самые яркие открытия не способны поразить воображение обывателя по той простой причине, что они ему непонятны, а следовательно, скучны. То же и с нумерологией. Парочка фокусов, технология простейших нумерологических расчетов, не подкрепленная никакими теоретическими выкладками, — вот и все, что может предложить популярная литература по этому вопросу. Но свет, который от нажатия кнопки загорается в герметично запаянной стеклянной колбе, — это ведь тоже, согласитесь, в некотором роде фокус. Просто вы еще со школьной скамьи знаете, как этот фокус получается, и не находите в нем ничего странного и загадочного. Если бы в наших школах преподавали нумерологию, вы точно так же не видели бы ничего необычного в демонстрируемых ею чудесах.

— А она действительно демонстрирует чудеса?

— Как и любая другая наука.

— Наука?

— Наука, молодой человек, наука! Уж вы мне поверьте! Неуклюжая, архаичная, забытая за ненадобностью, отвергнутая и осмеянная, но тем не менее наука! Отрасль науки, о которой в среде ученых просто не принято упоминать, как в добропорядочном английском семействе не принято упоминать об излишне эксцентричном родственнике. И таких эксцентричных родственников у современной науки предостаточно. Возьмите, к примеру, алхимию. Средневековые алхимики, по сути дела, занимались ерундой — искали философский камень, чтобы превращать свинец в золото. Но ведь именно они заложили первые камни в фундамент современной химии! Об этом не говорят, но осуществить их заветную мечту — превратить свинец в золото — можно уже сейчас. Правда, для этого потребуются огромные энергетические мощности, за такие деньги никакого золота не захочешь... То же и с нумерологией. Она просто осталась в стороне, ее некому развивать, потому что она даже в самой отдаленной перспективе не имеет никакого народнохозяйственного значения, а значит, экономической отдачи от нее быть не может.

— Совсем не может?

— Абсолютно! Скорее уж наоборот. Ну, представьте, что все вокруг научатся с большей или меньшей степенью вероятности предсказывать собственную судьбу. Какой смысл работать на благо родины, если точно знаешь, что через два года погибнешь под колесами грузовика, который, может быть, сам же и собрал, стоя у конвейера? Какой смысл рожать и растить детей, если по всем расчетам выходит, что они вырастут неблагодарными скотами и на старости лет сплавят тебя в богадельню? Надежда на лучшее будущее — это всего лишь функция полного неведения и инстинкта самосохранения.

— Чеканная формулировка, — сказал Глеб. — А скажите, профессор, можно ли с помощью нумерологии как-то влиять на события, управлять ими? Пусть не на бытовом, общедоступном уровне, а с высот, так сказать, чистой науки?

— Ну, заглядывая в будущее, мы в некотором роде уже на него влияем, — довольно скептически протянул профессор. — Кто предупрежден, тот вооружен, так сказать...

— Но реальных рычагов управления событиями нумерология не дает?

— Ни в коем случае. Реальные рычаги дает физика, в особенности ядерная. Вот это рычаги! Как говорят мои студенты, нажми на кнопку — получишь результат. Нумерология же — инструмент познания собственной судьбы, а не окружающего мира.

Глеб понял, что разговор вот-вот зайдет в тупик, и взял быка за рога.

— А как же тогда все эти разговоры о каких-то таинственных посланиях, зашифрованных в священных книгах? — спросил он. — Ведь прочесть их, насколько я понял, пытаются именно с помощью нумерологии!

— Ах, вот вы о чем! — разочарованно воскликнул Арнаутский. — Я мог бы сразу догадаться... Хотя все равно непонятно, почему этим вдруг заинтересовалось ваше ведомство. Видите ли, то, о чем вы говорите, это не совсем нумерология, а точнее — совсем не нумерология. Просто в старину, на заре зарождения письменности, почти во всех алфавитах буквам придавалось двойное значение — как звуковое, так и числовое. Иначе говоря, некоторые буквы алфавита обозначали также и цифры: “аз” — один, “буки” — два и так далее. То есть слово “баба” при желании можно было прочесть как две тысячи сто двадцать один... Самый простой и общеизвестный пример — римские цифры, по написанию ничем не отличающиеся от букв латинского алфавита. То же было и с древнееврейским алфавитом, и с арабской письменностью... Само собой, нашлись фантазеры, которые на основании этого стали утверждать, что в священных книгах, помимо доступного прочтению обычным методом текста, существует второй, зашифрованный. Электронных паролей и сейфов с кодовыми замками тогда не существовало, и народ в те времена выходил из положения как умел, зачастую весьма и весьма хитроумно — прятали свои послания в апокрифических стихах, составляли анаграммы... Так что ничего удивительного в возникновении подобных легенд я не вижу. Евреи, насколько мне известно, до сих пор не только читают свою Тору, но также и считают, пытаясь вникнуть в смысл послания, якобы оставленного им самим Богом-Отцом.

— Ну и как, — спросил Глеб, маскируя полунасмешливым тоном свою искреннюю заинтересованность, — получается?

— Увы, — сказал Арнаутский. — Бьются они над этим уже не первую тысячу лет, но все без толку. Скорее всего, никакого послания там нет, но признавать этого они не хотят и потому утверждают, что послание закодировано, а ключом к коду служит некое магическое многозначное число, которое, если перевести в буквы, сложится не во что-нибудь, а в само Имя Господне...

— Что-то в этом роде я слышал, — как бы невзначай заметил Глеб, — только не про евреев, а про наших, русских.

Арнаутский снова уставился на него блестящими линзами своих очков, пососал потухшую папиросу, бросил ее в урну, не попал и тут же полез в карман за новой.

— Так бы и сказали, что вас интересует группа Шершнева, — проворчал он с отвращением в голосе. — Не понимаю, на кой черт они вам сдались? Тоже мне, тайна за семью печатями! Тайное общество хилых умом и нищих духом! Совсем, что ли, заняться нечем? Ловили бы лучше террористов. Что вы, ей-богу, как дети?

— Есть все основания предполагать,

— веско произнес Глеб, решив для разнообразия прикинуться долдоном в пуговицах, — что, добившись успеха, Шершнев станет опаснее всех террористов мира, вместе взятых.

— Совсем с ума посходили, — сказал профессор чуть ли не с жалостью. — О каком успехе вы говорите! Вы что, всерьез воспринимаете всю эту белиберду насчет божественных посланий и Имени Господнего?

— А вы? — спросил Глеб.

— Ну хорошо. — Арнаутский нервно раскурил папиросу, бросил горелую спичку в урну и порывистым движением поправил сбившиеся очки. — Прекрасно, юноша! Я вижу, вам зачем-то надо, чтобы я объяснял элементарные, самоочевидные вещи. Я не стану сейчас обсуждать достоинства и недостатки гипотезы о существовании Бога, Аллаха или Будды. Предположим, эта гипотеза верна. Предположим даже, что в Библии, Торе, Коране или любом другом священном писании действительно содержится зашифрованное послание высшего разума человечеству и ключом к этому шифру служит пресловутое число, оно же — Имя Господне. Допустим, все это так. Допустим даже, что попытки Шершнева и его последователей отыскать в русском переводе Библии шифр, составленный на древнееврейском языке, не есть пустая трата времени. В конце концов, Бог един, и можно допустить, что пресловутый шифр универсален и что многочисленные переводы не исказили смысл послания.