Высокое напряжение - Андрей Воронин Страница 28

В коридоре было неожиданно прохладно, сумрачно из-за темно-синей масляной краски, которой были до половины замазаны стены, и сильно пахло больницей. Чему же тут удивляться, подумал Юрий, это и есть больница, а вовсе не Дворец пионеров…

Он стоял, прислонившись спиной к холодному округлому боку голландской печки, вдыхал мертвящий больничный дух и с безнадежной тоской разглядывал противоположную стену, от которой отвалился здоровенный кусок штукатурки, обнажив квадратики дранки. Штукатурка здесь представляла собой смесь песка и обыкновенной глины, в которую не то для надежности, не то просто по недосмотру кто-то добавил соломы, – соломинки торчали из шероховатого красно-коричневого разлома, как свиная щетина. Больше здесь смотреть было не на что, если не считать неровно, с потеками выкрашенной белой масляной краской высокой двери с табличкой “Операционная” да засиженного мухами санбюллетеня, убеждавшего граждан не употреблять в пищу немытые фрукты. Юрий прочел санбюллетень уже трижды и успел во всех деталях изучить зверские волосатые хари микробов, которые, вооружившись зазубренными ножами, атаковали розовый беззащитный желудок какого-то беспечного гражданина, забывшего ошпарить кипятком яблоки перед тем, как насладиться их вкусом.

По левую руку от него коридор сворачивал под прямым углом. Юрий знал, что там, за углом, тупик, в торце которого есть окно. В углу у окна стоял огромный пыльный фикус, а под фикусом имелась шаткая деревянная кушетка, на которую можно было бы присесть, если бы там уже не сидели рыдающая Татьянка и пожилая толстая санитарка Алексеевна, которая пыталась Татьянку утешить. Глухие рыдания Татьянки и умиротворяющее бормотание Алексеевны сливались в тоскливый звуковой узор, как нельзя более уместный именно здесь и сейчас.

Потом высокая белая дверь распахнулась, и в коридор, на ходу сдирая с ладоней окровавленные резиновые перчатки, вышел хирург. На пороге он остановился, не глядя сунул ком кровавой резины на услужливо подставленный пожилой сестрой металлический поднос, устало стянул с лица марлевую повязку и повернулся к Юрию.

Хирург был молодой, худощавый и гладко выбритый. Это было немного неожиданно: Юрий был уверен, что в этой глуши работают только старики, у которых нет уже ни сил, ни стимулов бежать отсюда на все четыре стороны.

– Жить будет? – спросил Юрий.

Хирург устало вздохнул и вынул сигареты. Протянув пачку Юрию, он закурил сам, жадно затянулся несколько раз подряд и только после этого ответил:

– Не знаю. Честно говоря, шансов у него мало. Рана скверная, и крови он потерял слишком много. Правда, организм у него крепкий, но. – В общем, остается надеяться на чудо. Все зависящее от меня я сделал, а остальное в руках Божьих. Если выживет, через недельку отправим его в город, но об этом говорить пока что рано…

– В город, – повторил Юрий и невесело улыбнулся. В ту же секунду, словно вызванный из небытия его мыслями, из-за поворота появился знакомый Юрию капитан, для разнообразия наряженный в белый халат внакидку. Свою фуражку он нес в руке, а на лошадиной физиономии красовалась приличествующая случаю скорбная мина. “Сучий потрох, – подумал Юрий. – Ас оперативной работы, непревзойденный мастер провокации, рыболов хренов…"

– Здравствуй, Петр Иванович, – поприветствовал мент хирурга, недовольно покосившись на Юрия. Юрий ответил ему таким же холодным и неприязненным взглядом. – Как твой пациент, жив?

– Жив пока, – сдержанно ответил хирург.

– Пока? Ну, все мы живы до поры до времени, – заявил мент, и Юрию снова захотелось его ударить, да так, чтобы у хирурга сразу появился еще один пациент. – Так он без сознания? Или уже очухался?

– Не очухался, – сухо сказал хирург. Юрий был ему благодарен за эту подчеркнутую сухость. – Вряд ли он скоро придет в себя. Возможно даже, что он не придет в себя вовсе. Скорее всего не придет.

– Почему это? – продолжая изображать идиота, удивился капитан.

– Потому, что у нас тут не институт Склифосовского, – любезно проинформировал его хирург. – А этого парня пырнули так, что лезвие почти достало до позвоночника. Легче сказать, что у него не задето, чем перечислить внутренние повреждения. И это не считая потери крови.

– Кстати, – сказал капитан, – как насчет орудия уби.., то есть преступления?

Хирург молча сходил в операционную и вынес оттуда пластиковый пакет с окровавленным охотничьим ножом. Капитан взял пакет за уголок, поднес к глазам и длинно присвистнул.