Груз для Слепого - Андрей Воронин Страница 25

Когда до дома стрелочника оставалось метров пятьдесят, люди в военной форме остановились, поправили ремни коротких, с откидными прикладами, автоматов. Худощавый мужчина лет тридцати пяти с покрытыми инеем усами расстегнул бушлат и вытащил небольшую рацию с мягкой, обтянутой резиной антенной. Он поднес рацию ко рту и принялся вызывать:

– Полковник! Полковник! – летело в эфир. Наконец-то ответил уставший голос Полковника:

– Вы уже на месте?

– Почти. Метров двести пятьдесят – и мы у цели. Все остается в силе?

– Да.

– Хорошо, а то я уже думал, снова отменишь.

– Нет, теперь – точно.

Усатый и его спутник переглянулись.

– Давай, Николай, потопали, – произнес Усатый, пряча рацию за пазуху.

– Хоть что-то прояснилось, – пробурчал Николай, пытаясь обогнать Усатого по рыхлому снегу.

– Куда спешишь?

– Замерз уже, как собака Хочется в тепло, к печке, – мечтательно произнес Николай, влюбленно глядя на дым, поднимавшийся над трубой.

– Нас там не ждут, – хохотнул Усатый, ускоряя шаг.

Они взобрались на железнодорожную насыпь, перешли рельсы и, спустившись с крутого откоса, оказались на утоптанной тропинке. Домик стрелочника манил их своим уютом, им не хотелось сейчас рассуждать, справедливо ли то, что они собирались совершить.

Калитка оказалась не запертой, а собачья будка – пустой. Мужчины взошли на крыльцо, такое маленькое, что вдвоем они с трудом на нем помещались. Возле двери, под навесом, лежала аккуратная поленица сухих дров. В пробой от замка была вставлена короткая палочка, привязанная веревкой, – и никаких запоров.

– И воров не боятся, – заметил усатый, берясь за автомат.

Дом состоял из двух небольших комнат. Первая служила и кухней, и столовой одновременно. На стене висело расписание поездов, а рядом с ним – отрывной календарь.

На всякий случай Усатый крикнул:

– Есть кто-нибудь?

– Да никого здесь нет, – рассудил его спутник, – дверь-то на палку закрыта.

Внезапно из чистой половины дома послышалось осторожное шуршание. Усатый тут же сорвал автомат с плеча, взяв на прицел неплотно прикрытую дверь. Та протяжно скрипнула, и большой, лохматый, серый с подпалинами кот прошествовал в кухню, с интересом, безо всякого страха рассматривая гостей.

– Фу, – вздохнул Усатый, ставя автомат к стене и протягивая окоченевшие руки к нагретой печке. – Где хозяин? – спросил он у заспанного кота, словно бы тот мог ему ответить.

Кот лишь натопорщил усы, выгнул спину, потягиваясь после долгого сна и, загнув хвост вопросительным знаком, двинулся к консервной банке, наполовину наполненной молоком. Он лакал жадно, громко присвистывая, время от времени поглядывая на мужчин, опасаясь, что те лишат его традиционного завтрака.

За окном уже расступилась темнота. Двое а военной форме вели себя в доме как хозяева. Подвинули поближе к печке стулья, расстегнули бушлаты. Усатый даже сбросил сапоги, уткнув промокшие шерстяные носки в теплый, выкрашенный серебряной краской кафель печки. Автоматы они держали на коленях, то и дело прислушиваясь к звукам, доносившимся с улицы. Пропустить кого-нибудь было невозможно – из окна открывался прекрасный вид на тропинку.

* * *

Хозяин маленького домика, в котором расположились незваные гости, находился в это время довольно далеко от своего жилища и, естественно, не мог видеть двух мужчин с автоматами, вошедших в его дом.

Стрелочник Сидор Онуфриевич Щербаков на широких лыжах не спеша брел по глубокому снегу, изучая звериные следы. С вечера он поставил с десяток капканов и сейчас, на рассвете, решил их проверить. Его пес, огромный лохматый Буран, бежал рядом с хозяином, по брюхо проваливаясь в снег Время от времени Сидор Онуфриевич – пятидесятилетний мужчина, еще крепкий и ловкий, – приостанавливался, смотрел в небо, затем на белый снег.

– Чертова метель, все следы на равнине засыпала! – бормотал он себе под нос. – Ну, Буран, как ты думаешь, попалось что-нибудь?

На плече стрелочника стволом вниз висел охотничий карабин. Буран на слова хозяина радостно залаял и бросился в сторону. С куста взлетела птица. Сидор Щербаков, приложив ладонь козырьком к глазам, проводил ее взглядом, а затем с укором обратился к псу:

– Что ты, Буран, птиц гоняешь? Лучше бы зайца какого унюхал – хоть ужин получился бы хороший, а то все впустую. Вообще, ночь никудышняя, пять капканов проверили, хоть бы в один что-нибудь попало. Следы рядом, а в капканах пусто.

Пес вновь залаял, подбежал к хозяину и потерся своей большой головой о его ногу. Сидор Онуфриевич остановился, запустил руку в лохматую шерсть и потрепал пса по мощному загривку.

– Что, хочешь сказать, надо вернуться и не тащиться дальше? Пес тявкнул.

– Нет, надо идти, – стрелочник вытер тыльной стороной ладони лоб, глаза его сверкнули, он улыбнулся. – Так всегда. Буран. Помнишь прошлый раз? Сперва – пять капканов пустых, а в остальных зайцы. Помнишь, как нам с тобой повезло?

Буран понимающе крутанул головой и побежал вперед, обгоняя хозяина. Сидор Щербаков пожал плечами, поправил ремень карабина и чуть-чуть пригнувшись, резво пошел на широких лыжах по мягкому глубокому снегу. Щербаков понимал: собака скоро устанет и будет брести за ним. Буран – не охотничий пес, и Сидор Онуфриевич ничего особенного от него не требовал, главное, чтобы был верным и преданным. Года четыре назад Щербаков нашел его еще щенком на станции – то ли выбросил кто, то ли убежал из поезда. Во всяком случае, никто из местных ничего определенного стрелочнику сказать не мог. Сидор, накинув ремешок на шею смешному неуклюжему щенку, привел его в свой холостяцкий дом на железнодорожном переезде.

Когда Буран (а именно такое имя получил щенок, найденный на товарной станции) подрос, он оказался огромной лохматой овчаркой. Сидор даже гордился, что ни у кого в округе не было такого пса. В соседних с железной дорогой поселках чаще держали охотничьих собак, резвых лаек, с которыми можно ходить на зверя, а вот у Сидора появилась настоящая овчарка – сильная, злая и верная, готовая броситься на любого, кто посмеет косо взглянуть на хозяина.

И летом и зимой Буран жил в будке. Сидор никогда не сажал его на цепь, и пес был предоставлен сам себе.

Но стоило хозяину открыть дверь и трижды свистнуть, как Буран летел к нему огромными скачками, радостно лая. Сидор гладил его, трепал по торчащим, словно вырезанным из твердого картона ушам, и ласково говорил:

– Что, набегался, песик?

Назвать Бурана песиком можно было с большой натяжкой. Кобель весил килограммов семьдесят, не меньше. И прыгнув на человека, легко валил его с ног. Пару раз он сильно выручил стрелочника: однажды, когда на Щербакова напали волки. Буран на удивление легко расправился с матерой волчицей, с первой же попытки разодрав ей горло. Он так вошел в раж, что Сидор насилу отволок своего пса от растерзанной волчицы. И еще один раз, прошлой зимой, когда Буран помог своему хозяину найти дорогу к дому. Они, как было заведено, пошли проверять капканы, тут началась страшная метель. Снег валил такой, что казалось, небо смешалось с землей. На расстоянии вытянутой руки не было видно, сколько отогнуто пальцев. Они шли уже целый час, хотя до домика, по расчетам Сидора, было никак не больше двадцати пяти минут ходу. Сидор понял, что заблудился. Одет он был слишком легко, чтобы надеяться переждать метель в лесу. И тогда он сказал Бурану: «Домой! Веди меня домой!»