Груз 200 - Андрей Воронин Страница 17

Он только-только начал резать бифштекс, когда в вагон-ресторан вошел очередной клиент. Это была молодая женщина лет двадцати пяти с плоской фигурой топ-модели и длинными светло-русыми волосами, по-простецки собранными в конский хвост на затылке. Одета она была тоже просто, по-дорожному, но что-то в ее облике заставило Глеба подумать, что перед ним иностранка. На плече у девушки висела дорожная сумка, поверх которой лежала свернутая подкладкой наружу куртка. “Омниа меа мекум порто, – иронически подумал Глеб, возвращаясь к перепиливанию бифштекса, – все мое ношу с собой. Наверное, не впервые в наших краях. А может быть, ей просто кто-нибудь объяснил, что в здешних поездах все ценное лучше держать под рукой – на всякий случай, чтобы не вводить людей в искушение. В таком случае этот доброхот мог бы намекнуть, что ужинать в вагоне-ресторане – не лучшая идея для иностранца. Как говорится, что русскому здорово, то немцу смерть."

Сражаясь с бифштексом, Глеб невольно задумался над тем, что заставило его заподозрить в новой посетительнице этой забегаловки на колесах иностранку. Одежда? Да, одежда на ней, была добротной, но ведь в последние десять-пятнадцать лет и наши люди научились одеваться не хуже, а порой и лучше западных гостей. Манера держать себя, выражение лица? Может быть, да, а может быть, и нет. Было очень трудно с уверенностью утверждать что бы то ни было, особенно пока девица молчала, но вся она была словно упакована в невидимую, но абсолютно непроницаемую для грязи и микробов полиэтиленовую пленку, служившую для нее самой лучшей визитной карточкой. Пожалуй, налепи она на лоб картинку с изображением американского или, скажем, шведского флага, впечатление не было бы более мощным и определенным.

Отправив в рот первый кусочек мяса и немедленно пожалев об этом, Глеб между делом задался весьма любопытным вопросом: что могло понадобиться иностранке в этом поезде? В последнее время подданные иностранных держав следовали в направлении юга России только в сопровождении вооруженного эскорта, с головы до ног увешанные голубыми ооновскими флагами и едва ли не опутанные колючей проволокой. Или он все же ошибся, и девица была коренной россиянкой, отправившейся навестить больную тетку?

Девушка с увесистой дорожной сумкой села за свободный столик неподалеку от носатого армянина и его шумных соседей и попросила у набежавшего официанта бутылку минеральной воды и бутерброд. Говорила она по-русски, но с таким акцентом, что Глеб с некоторым трудом сохранил безразличное выражение лица. Теперь можно было не сомневаться в том, что девица совсем недавно прибыла в Россию из какой-то англоязычной страны. Туристка? “Ну, знаете ли, – мысленно сказал Глеб, обращаясь неизвестно к кому. – Во времена дорогого и любимого Иосифа Виссарионовича таких туристов называли шпионами и отправляли в Сибирь, валить лес. Ничего себе туризм! А вот возьмут тебя одной рукой за твои фирменные слаксы, а другой – за твой роскошный конский хвост, засунут в вонючий подвал, дадут понюхать пистолетный ствол”. Что тогда скажет богатый дядюшка, подаривший тебе тур в экзотическую Россию? Английский язык, между прочим, по части крепких выражений ничуть не беднее русского, но ты, девочка, будешь очень счастлива, если тебе повезет услышать, как ругается твой богатый дядюшка."

Глеб поморщился, отрезая очередной кусочек бифштекса. Какое, в конце концов, ему дело до причуд богатой иностранки? Все-таки прав был юморист, сказавший, что у западных людей не все в порядке с головой. Да лучшей добычи для какого-нибудь промышляющего киднеппингом бородача просто не найти, и любой нормальный человек не может этого не понимать. Ну вот куда, спрашивается, она лезет? Вот, полюбуйтесь, уже начинается…

Молодые люди, которых Глеб принял за шулеров, при появлении иностранки заметно оживились. О чем-то пошушукавшись, они беспокойно задвигались, выбираясь из-за стола. Двое двинулись к вновь прибывшей, причем один из них, широко улыбаясь, держал перед собой прихваченный со своего столика букетик искусственных цветов. Третий остался на месте, искоса наблюдая за развитием событий. Глеб слегка напрягся и тут же расслабился, дав себе торжественную клятву ни во что не встревать и думать только о предстоящей работе. Какое ему дело до какой-то иностранки? Не убьют же ее, в конце-то концов. Так, пощиплют немного, чтобы смогла в полной мере оценить национальный колорит. После этого, конечно, ей придется вернуться в Москву и, рыдая, бежать в родное посольство, чтобы ее как-нибудь отправили домой. “Не самый худший из возможных вариантов”, – решил Глеб, наполняя фужер минеральной водой и поднося его к губам. Ему было немного жаль девицу с конским хвостом, но она сама напрашивалась на неприятности.

Он посмотрел в окно, но там стояла кромешная темень, лишь вдали, у самого горизонта, неторопливо проплыла цепочка белых огоньков, обозначавшая главную улицу какого-то поселка, а может быть, просто дорогу к ферме. Эта цепочка была похожа на ряд дырочек, проколотых в черном бархатном занавесе ночи швейной машинкой без нитки. Глеб подумал, что это напоминало бы след от автоматной очереди, не будь цепочка такой ровной.

Огоньки скрылись за левым краем оконной рамы, и теперь на черном экране окна можно было разглядеть только смутное, слегка двоящееся отражение внутренности вагона-ресторана. Стекло в окне было двойным, и отражения накладывались друг на друга, как в стереофильме, когда пытаешься смотреть его без специальных очков. Глеб увидел, как двое молодых людей, оживленно жестикулируя, заходили на посадку возле столика иностранки. Третий, насколько можно было судить по отражению в оконном стекле, старательно делал вид, что смотрит в сторону.

Глеб отвернулся от окна – все-таки тени на стекле по качеству изображения значительно уступали оригиналу. Он не хотел прислушиваться к происходившему за столиком иностранки разговору, но в тесном пространстве вагона-ресторана он поневоле слышал каждое слово. Разговор был абсолютно пустым – обыкновенное грубое заигрывание, которое Ирина Быстрицкая, помнится, называла конским флиртом. Иностранка пыталась вежливо отклонить авансы молодых людей, но не казалась напуганной – вероятно, в ее мозгу просто не укладывалась мысль, что здесь, в ярко освещенном салоне, при множестве свидетелей мужского пола, она может подвергаться какой-нибудь опасности. “Совсем недавно в России, – подумал Глеб, краем глаза наблюдая за тем, как один из молодых людей, не переставая расточать комплименты, левой ногой по миллиметру выдвигал из-под стола принадлежавшую иностранке сумку. – Всю сознательную жизнь изучала русский язык и вот наконец решила использовать свои знания на практике. Они ей, несомненно, пригодятся, когда она будет давать показания в транспортной милиции."

Он огляделся. Носатый армянин пил боржом, хмуро глядя в окно. Веселые командированные, прихватив своих спутниц и недопитую бутылку водки, уже покинули ресторан, а лысый майор старательно доедал похожую на сухой хворост, сильно пересоленную картошку, гоняя ее вилкой по тарелке с самым сосредоточенным видом. Молодой человек, который остался за своим столиком, демонстративно зевнул, потянулся, вынул из пачки сигарету и, вертя ее в пальцах, неторопливо выбрался из-за стола. На какое-то мгновение его водянистые зеленоватые глаза встретились с глазами Глеба. Слепой поспешно отвел взгляд, и молодой человек расплылся в наглой ухмылке. Глеб подумал, что ошибся: возможно, эти трое действительно промышляли картами, но только тогда, когда под руку не подворачивалось чего-нибудь более прибыльного.