Особо секретное оружие - Сергей Самаров Страница 11

И вот теперь он снова приехал. Уже во второй раз с тем же делом... Вернее, только во второй раз приехал с делом за такой громадный период... Но на сей раз – вовремя... Очень даже вовремя... И слышит, как звенит роса. Точно так же слышит, как слышал мысленно, находясь далеко отсюда, в Великобритании. Нельзя сказать, что звон росы стер из памяти момент встречи с Сохно. Если встреча произойдет, Талгат от нее не откажется. Хотя умышленно искать ее пока не собирается. У него другие планы. Он должен сначала их выполнить. Личное всегда следует оставлять напоследок, иначе ты из воина превратишься в обычного абрека... И он со своими планами справится, не подвело бы здоровье, которое снова стало беспокоить...

* * *

Талгат сидит, смотрит перед собой, слушает...

Два его спутника совершают утренний намаз. Он предоставляет им эту возможность всегда. Саудовские арабы за атрибуты веры держатся прочно. Сам Талгат в этом отношении проще, но и одновременно сложнее. Верит... Как можно не верить, когда Аллах некогда внял его молитвам и именно благодаря молитвам проявил к нему милость, спас не от смерти, но от самого страшного, что может с воином случиться, – от беспомощного безумия [10]. Но всю свою веру Талгат держит внутри себя, никому не показывая себя внутреннего. И без проблем заменяет подчиненных наемников на посту, когда им необходимо совершить намаз. Он считает, что не обряды определяют сущность веры, а душевное состояние, личное отношение. Война позволяет отступить от канонов. На войне это даже не оспаривается, хотя ученые имамы в исламском университете в Эр-Рияде, где Талгат учился благодаря помощи правоверных друзей, до сих пор пребывают в спорах по этому вопросу...

* * *

Тропа, за которой он наблюдает, идет среди камней, хорошо просматриваемая сверху, из кустов пахучей свежей жимолости, и выходит на дорогу. Талгат ждет. Скоро по этой дороге должен пройти старый Алимхан – человек, встречи с которым он так ищет. С сомнением и неуверенностью, но все же ищет. С Алимханом необходимо поговорить, чтобы успокоить себя и, возможно, приходить после разговора в родное село без стыда. Без страха Талгат может прийти уже сейчас – над страхом он всегда, сколько себя помнит, смеется... Но он хочет прийти без стыда. Это тоже дано не каждому. Чаще встречаются люди прямо противоположных понятий. Одни не могут подавить в себе стыд – таких меньшинство; вторые не знают, что такое стыд, – таких намного больше. Сам Талгат занимает промежуточную позицию. Он сам не знает, что ему нужно, не очень понимает, что может получить от этого разговора, но к разговору стремится, потому что надеется на прояснение в голове, в мыслях, в чувствах.

Впрочем, он знает, что ему нужно. Это касается непосредственного пребывания Талгата в Чечне, его миссии. Но для самого Талгата не это главное в отношениях с уважаемым старейшиной. Он не из тех, кто живет по принципу «цель оправдывает средства». И всегда разборчив в выборе средств. Это потому, что он имеет стыд и совесть. И не может проявить насилие в отношении человека, которого так уважает, не может заставлять его против воли делать то, что хочет от него Талгат.

Судя по донесениям разведчиков, уже месяц тому назад взявшим эту дорогу под контроль, но себя не показывающим, ждать осталось недолго. И хорошо, что среди разведчиков оказался односельчанин. Он узнал, кто по этой дороге ходит. Талгат смотрит на часы. Минут через пять-десять старый Алимхан появится. Он каждое воскресенье ходит этой дорогой в соседнее село к своему еще более старому другу, который сам уже из-за возраста и состояния здоровья ходить не в состоянии. А Алимхан ходит. Ему уже далеко за девяносто, а здоровье еще не оставило это иссушенное годами, некогда сильное тело.

Талгат чуть прищуривает глаза и представляет себе, как идет, опираясь на палку, старейшина. Он хорошо помнит эту походку. Наверное, сейчас она изменилась. Много лет прошло. Тем не менее Талгат представляет себе Алимхана по-прежнему прямым, гордо несущим голову. Посадка плеч измениться не может, потому что несет их не человеческое бренное тело, а гордый дух воина. Старый Алимхан герой двух войн – дошел до Берлина в сорок пятом, участвовал на Красной площади в Параде Победы, а потом был отправлен в Китай добивать Квантунскую армию. Кавалер трех орденов Славы разных степеней – раньше это приравнивалось к званию Героя Советского Союза, если не считалось более высоким, потому что таких кавалеров были единицы...

Именно под влиянием рассказов старейшины Талгат когда-то решил стать военным...

* * *

– Сейчас должен подойти... Он всегда ходит в это время...

Наемники-саудовцы, завершив намаз, вернулись уже к командиру и присели за его спиной. Они не разговаривают по-чеченски, хотя воюют здесь уже третий год. Но Талгат хорошо владеет арабским, как, впрочем, и многими другими языками, и понимает своих воинов без проблем, как и они его.

– Я буду разговаривать с ним один. Вы подождите здесь. Может быть, мы проговорим долго... Вы подойдете ко мне только по знаку, если мне потребуется спутниковый телефон. Принесете и сразу уйдете назад...

Сопровождающие молча склоняют голову. Они готовы выполнить все, что он прикажет.

Талгат сразу поставил себя так, что не допускает в своем отряде чужого мнения. Чужое мнение он выслушивает только тогда, когда сам спрашивает. С арабскими наемниками в этом отношении проще. Они повинуются в любых ситуациях. На пару наемников-негров из Судана и Сомали, попавших в его отряд, всегда следует прикрикнуть, а порой и замахнуться. Тогда тоже слушаются. С земляками отношения иные. Талгат хорошо знает нравы своих соплеменников и их неукротимую тягу к власти над себе подобными. И если где-то соберутся два горца, один из них обязательно будет командовать, тот, кто утвердит за собой это право. Ичкерийцы всегда подчиняются только более сильному. И Талгату почти сразу по прибытии пришлось доказывать, что он в отряде самый сильный. Впрочем, это удалось без проблем. Подготовка позволяет ему это сделать. Другое дело, что редко случаются, но все же случаются у него приступы, во время которых он беспомощен. Во время приступов он не может надеяться на земляков. Но на этот случай рядом с ним наемники. И эти двое, и другие, которые проинструктированы. Они прикроют и не подпустят того, кто пожелает воспользоваться моментом...

Он смотрит на тропу и краем глаза замечает, как один из наемников срывает с куста жимолости несколько ягод.

– Не трогай ягоды... Они ядовиты...

– Ядовиты? – спрашивает Фатых чуть удивленно.

– Это жимолость... Но среди жимолости есть ядовитые кусты... Русские зовут эту ягоду волчьей... Ею можно отравиться...

Фатых испуганно бросает ягоды на камни. Талгат не учит словами. Он хорошо знает волчий принцип «делай, как я» и демонстрирует это наглядно. Подбирает ягоды с камня и прячет их под куст, под листок, чтобы не бросались они в глаза красным пятном на черном камне. И знает, что в следующий раз саудовец ягоды просто так не бросит и не даст возможности опытному взгляду определить место наблюдения за тропой и дорогой. Иначе вскоре здесь можно будет нарваться на засаду.