Команда Бешеного - Виктор Доценко

Здание больницы было одним из самых старых в Москве. Оно сохранилось аж с Елисаветинских времен и представляло из себя, пожалуй, единственное строение в столице, которое ни разу не использовалось не по назначению: при любой власти там была больница. Самое большое изменение, какое допускалось при смене власти, — это замена одного слова в названии: «Императорская больница», «Военная больница», «Революционная больница», пока, наконец, не пришло название «Городская больница». Названия менялись, но суть, слава Богу, оставалась прежней — лечить людей.

Да, суть оставалась прежней, но отношение властей города становилось все хуже и хуже. И если первые градоначальники, соорудившие это здание по велению Ее Императорского Величества, не оставляли больницу без внимания и постоянно заботились о ней, то с момента взятия власти «всем народом», она, как и вся страна, перешла на «голодный паек» и постепенно превратилась в самую заштатную «больничную единицу».

В конце концов здание, двести лет простоявшее без капитального ремонта, развалилось бы от варварского к нему отношения, но его создатели действительно строили «на века», и оно, благодарное своим «прародителям», упрямо противостояло как времени, так и безалаберному к себе отношению. Его обдували ветры и обмывали дожди, становившиеся с каждым годом все опаснее не только для всего живого, но и для строений. Больницу обстреливали и во времена Наполеона, и во время Революции, и во время Великой Отечественной войны, и ей едва не досталось во время «августовского путча» 1991 года. Во всяком случае, персонал больницы готовил на одном из этажей несколько палат для приема раненых.

Все приготовления мог бы видеть и наш герой — Савелий Говорков, привезенный как раз на тот самый этаж, если бы это с ним не случилось намного позднее… Он уже несколько дней находился в беспамятстве. Его тело было продырявлено в нескольких местах и изо всех сил боролось за жизнь, забыв на время о мозге, словно инстинктивно пытаясь оградить рассудок на какое-то время от лишних перегрузок.

В реанимационной палате находились двое: пожилой мужчина с кислородной маской на лице и Савелий, утыканный иглами, катетерами, трубками, ведущими к бутылочкам с питательными растворами и лекарствами. Его голова, грудь и нога были перебинтованы. За те несколько суток, что он здесь находился после вполне удачной операции, он не издал ни звука и лежал неподвижно.

За окном стояла ночь, и палата была освещена небольшим ночником, расположенным прямо над входной дверью. Палата была небольшой, но создатели этой больницы не экономили на здоровье будущих больных, и потому потолки в ней были около пяти метров высотой, украшенные красивой лепниной.

Мозг Савелия настолько устал, что он как бы отключился не только от внешней среды, но и от своего тела. Он совершенно не ощущал боли, ничего не слышал и не видел.

Было около, двух часов ночи, когда он впервые за двое суток захотел пошевелить рукой, чтобы снять нестерпимый зуд за ухом, но от сильной боли в плече застонал. Этот стон совпал с посещением дежурного врача с молоденькой черноглазой медсестрой.

Услышав стон, врач, мужчина лет сорока, недовольно поморщился, но взглянул на медсестру и сразу же изобразил улыбку.

— Надо же! Первый звук, который издал наш раненый, — Затем взял его за руку и пощупал пульс. — Так… — удовлетворенно проговорил он, и в этот момент Савелий открыл глаза. — Ну, вот, уже и глаза открылись. — Однако радости в его голосе не было. — Что, очень больно?

— Ничего… терпимо, — чуть слышно прошептал Савелий, заставив врача нахмуриться: тот был явно недоволен, но, с трудом пересилив себя, улыбнулся и весело сказал:

— Сейчас сделаем укольчик — и вмиг полегчает! — Он повернулся к сестре, взял у нее шприц, с подноса — какую-то ампулу, но вдруг бросил взгляд на второго больного. — Что это с ним?

Девушка подошла ко второй кровати, склонилась над больным, а в этот момент врач сунул ампулу в карман, вытащил другую, быстро отломал у нее кончик и набрал лекарство в шприц, после чего спрятал остатки ампулы и сделал Савелию укол.

— Ну вот, Савелий, теперь немного поспите. — Он дружески подмигнул ему и повернулся к медсестре. — Что там, Анечка?

— Все хорошо, Алексей Дмитриевич, просто лежал не очень удобно. — Тогда пошли?

Савелий хотел о чем-то спросить и уже открыл рот, но неожиданно навалилась такая тяжесть, словно па него надели свинцовые доспехи, а к векам привесили грузики. Он прикрыл глаза, а открыть их уже не смог.

Медсестре все же показалось, что он хочет что-то сказать. Она подошла, но увидела, что Савелий уже спит. Подоткнув ему одеяло, она улыбнулась, выключила свет в палате и вышла, тихонько прикрыв за собой дверь.

Когда она вошла в ординаторскую, Алексей Дмитриевич как-то странно посмотрел на нее и тут же спросил с некоторой шутливой настороженностью:

— Что это вы, сударыня, так задержались? Или парень уже успел захватить ваше сердечко?

— Скажете тоже, Алексей Дмитриевич! — смущенно воскликнула девушка. Надо заметить, что она действительно уделяла Савелию гораздо больше внимания, чем остальным споим подопечным, старательно убеждая себя в том, что раненый находится в тяжелом состоянии и потому ему требуется и больший уход. — Он еще и слова-то не сказал за двое суток, все время без памяти. Сейчас вроде хотел что-то сказать и тут же уснул.

— Да не смущайтесь вы так, Анечка, шучу я. Обход сделали, теперь можно и о себе позаботиться. — Он подмигнул и вытащил из портфеля термос и небольшой сверток. — Несите чашки — кофе будем пить и бутерброды жевать.

— Есть не хочется, а вот кофейку выпью. Вы делаете такой замечательный кофе, что отказаться от него, Алексей Дмитриевич, выше моих сил. — Она встала из-за стола и направилась к шкафу.

Алексей Дмитриевич развернул сверток с бутербродами, затем вытащил полиэтиленовый пакетик с сахаром.

— А ложечки? — улыбнулся он, когда девушка поставила чашки на стол

— Я думала, что вы, как обычно, сахар туда положили…

— Сегодня я этого не смог сделать по очень важной причине… — Он заговорщически понизил голос, и она невольно наклонилась к нему, чтобы услышать «тайну». — Сегодня… — Он огляделся, чтобы удостовериться, что их никто не подслушивает, — сегодня я обнаружил, что в доме нет ни грамма сахара — закончил он и заразительно рассмеялся. — Пришлось одалживать у нейрохирурга.

— Да ну вас! Я-то думала… — усмехнулась девушка и снова направилась к шкафу.

Алексей Дмитриевич быстро вытащил из кармана какой-то пузырек и плеснул из него в чашку девушки. Когда она вернулась к столу, Алексей Дмитриевич уже разливал кофе. Он не успел доесть первый бутерброд, как девушка вдруг уткнулась носом в стол, едва не столкнув чашку. Алексей Дмитриевич быстро подхватил ее, вылил «хитрый» кофе в раковину, тщательно промыл чашку и вновь плеснул в нее из термоса. Затем хлопнул пару раз в ладоши у уха девушки, но она никак не реагировала.