Сказание об истинно народном контролере - Андрей Курков Страница 8

В столицу поезд прибывал утром.

Как только в окне появились первые постройки, Павел вскочил и приготовился выходить. Но дома все продолжались и продолжались, и не было им конца, и понял тогда Добрынин размеры столицы. Стал терпеливо ждать, а чтоб не скучно ждать было — решил проверить свою котомку, собранную женой Маняшей по случаю отъезда. Сначала вытащил оттуда топор, полученный от нее же напоследок, потом полотняный мешочек с сухарями, немного проса, карандаш, чистую бухгалтерскую тетрадь и просто листок бумаги с кое-какими буквами. Прочитал. Маняша в той записке просила не забывать ее и детей их и писать им письма из всяких мест, куда работа закинет. Больше в котомке ничего не было, и положил Павел все, кроме топора, обратно, а что делать с топором думал-думал, а придумать не мог. С одной стороны, топор — вещь хозяйская и полезная, но с другой — возить его по стране и тяжело, и как-то неприятно. Подумал было оставить в поезде, но тут же откинул эту мысль, ведь всякому человеку он может в руки попасть, а что, если убийца найдет его и убьет кого-нибудь? Нет, в купе оставлять его было нельзя. Отдать железнодорожнице? Но на что он ей? Дрова они в поездах не рубят, а топят все углем брикетным, а с другой целью он ей не понадобится. В общем решил пока взять с собой, а уже потом решить, как с ним быть дальше.

А тут, пока решал он про топор, и вокзал показался. Поезд подъезжал к нему медленно. Павел терпеливо и смирно сидел на нижней полке своего купе, в котором без всяких попутчиков пережил всю дорогу.

Наконец поезд остановился.

Кивнув на прощанье проводнице, Павел вышел из вагона и огляделся, отчего сразу закружилась голова. Ведь это не то, что в селе или в поле оглядываться: кругом многоэтажные дома, столбы фонарные в два раза выше сельских. Звуки, краски, мельтешение людей и машин. Было отчего голове закружиться.

— Вот он! Вот он! — раздался рядом чей-то радостный выкрик.

Павел обернулся и увидел запыхавшегося молодого человека в сереньком костюмчике и кепке с фотоаппаратом в руках. Пока он разглядывал его, подошли еще трое. А за их спинами неслышно ехал по перрону черный и блестящий, как хорошо начищенный сапог, автомобиль.

— Расскажите о себе! Это для «Известий»! — попросил один из подошедших, держа в руках блокнот и ручку.

— Родился я в селе Крошкино в семье бедняка… — говорил Добрынин, внимательно наблюдая за приближающимся автомобилем. — А теперь я женат и имею двух детишек: Дарьюшку и Петьку…

— Скажите для «Стальной магистрали», — попросил парень в сереньком костюмчике и кепочке. — Как в вашем колхозе отнеслись к оказанному вам доверию?

— К доверию отнеслись хорошо… — Павел кивнул, глядя, как из остановившегося за спинами корреспондентов автомобиля вышли двое степенных мужчин. Один из них поправил съехавший на сторону бордовый галстук, а второй наклонился к автомобилю и вытащил оттуда букет красных гвоздик. После этого они просто стали за спинами корреспондентов, ожидая, по-видимому, окончания интервью.

— А как вам понравилось путешествие в столицу на поезде? — спрашивал третий корреспондент.

— Понравилось… — признался Добрынин.

— А вы до этого уже ездили на поездах?

— Нет, — ответил Павел.

— Закругляйтесь, товарищи журналисты! — строго, но с уважением произнес вдруг один из подъехавших на автомобиле. — Товарищу Добрынину следует отдохнуть с дороги. У него еще много дел. Прошу понять!

Корреспонденты, похоже, сразу поняли и, откланявшись и пожелав всего самого доброго, удалились.

— От имени руководства нашей великой Родины приветствуем вас в столице, — говорил мужчина, вручая Павлу букет гвоздик. — Сейчас мы отвезем вас на служебную квартиру. Отдохнете там немного, а позже заедем за вами и-в Кремль.

Блестящий черный автомобиль внутри был, просторен как сени в хорошей избе. Прильнув к стеклу задней дверцы, Павел все еще следил за проносящимися мимо зданиями и картинами городской жизни. Следил вяло, и взгляд его оживал только когда машина останавливалась на перекрестке, давая возможность Павлу увидеть кусочек столицы в своей гордой неподвижности. Правда, неподвижность эта была относительной, так как под зданиями, по тротуару, бесцеремонно ходили по своим делам свободные советские люди, даже не подозревая о том, что своим движением привносят они что-то особое в столичные впечатления заезжего гостя.

Однако автомобиль не очень-то задерживался на перекрестках, а вскоре и вовсе свернул на узкую дорожку, проехал мимо отдавшего ему честь милиционера и остановился во дворе солидного каменного здания, парадный вход которого был украшен двумя статуями тружеников.

— Ну вот вы и дома! — сладко произнес степенный мужчина, снова поправляя съехавший на сторону бордовый галстук.

— Виктор Степанович, — обратился второй степенный мужчина к первому. — Ейбогу, не стоит этот галстук банки селедки! Надул тебя Петренко! Обменяй лучше назад.

Первый, тот самый Виктор Степанович, посмотрел на коллегу строго и покачал головой.

— Не мог Петренко надуть, — сказал он. — Выходите, товарищ Добрынин.

Павел и Виктор Степанович поднялись на третий этаж. Следом за ними туда забежал дежурный дворник и, открыв квартиру номер три, вручил ключ Добрынину.

— Ну вот, проходите, осмотритесь… — приговаривал Виктор Степанович. — А я пока этот чертов галстук перевяжу.