Тяготы домохозяйства - Александр Райн Страница 6

– Я… я… – задыхался мужчина, уперев руки в колени, – я за сына переживаю, он же… он… на ногах еле стоит, не успевает за мной! – обливался по́том заботливый «спортсмен».

Платон выглядел озадаченным, он чувствовал себя прекрасно, но с отцом спорить не стал.

– Не переживайте, можете уходить в отрыв, мы вас не будем задерживать, – сказала Набекрень, которая в эту минуту делала разминку и выполняла бег с высоким подниманием бедра на месте.

Тронулись. Паша бежал, прихрамывая, словно больная лошадь, пахло от него примерно так же. Платон держал дистанцию и выглядел пусть и подуставшим, но не сдавался. Набекрень перешла с бега на быстрый шаг и периодически зевала, причём так сильно, что люди в проезжающих мимо автобусах вместе с водителем хором повторяли за ней.

Ещё через пять минут Платон с отцом поменялись лидерством, через три минуты Пашу уже скрывала могучая спина Ольги Прокофьевны. А спустя сто метров запланированный круг превратился в отрезок.

– Думаю, на сегодня хватит, – простонал Паша, завалившись на скамейку и еле сдерживая рвотные позывы. – Первый раз лучше не перегружаться, а то всё желание бегать пропадёт, если уже не пропало.

Он посмотрел с надеждой на сына, но тот лишь помотал головой.

Назад шли пешком. Набекрень обсуждала с Платоном Жюля Верна и домашнее задание по математике, которое мальчик не понял, а Паша плёлся сзади и разговаривал по телефону, объясняя кому-то, что утреннее совещание придётся перенести на вечер.

* * *

За завтраком Катя попросила Ольгу Прокофьевну сопровождать её сегодня на встрече с поставщиками, на что та охотно согласилась, лишь попросив разрешение взять с собой крючок для вязания и несколько клубков.

Семейство разъехалось по своим делам.

Офис Кати находился на двадцать первом этаже бизнес-центра, его окна выходили на центральный проспект. Набекрень мыла стёкла со стороны проспекта в тот момент, когда Катя пригласила совет директоров и поставщика к себе в кабинет, чтобы сдвинуть с места то, что не сдвигалось уже несколько месяцев.

Завидев тучную женщину, спокойно разгуливающую с вёдрами по карнизу, мужчины запаниковали, но Катя попросила их не обращать внимания и спокойно говорить о делах, а сама подала Ольге Прокофьевне кружку кофе, которую та выпила снаружи, спокойно покуривая при этом и наслаждаясь видами города.

Начались переговоры. Юристы Кати давили на юристов поставщика, который пропустил все сроки.

В кабинете поднимался шум, внутри людских черепов поднималось давление, Ольга Прокофьевна снаружи подняла ручку закрытого окна и вошла внутрь. Наступила тишина. Её нарушил поставщик. Он начал затяжную философскую речь, которую никто не должен был прерывать.

Набекрень в это время встала рядом со своей начальницей, достала крючок и начала вязать.

– Мы вам ничего не должны. Ваши проблемы – это ваши проблемы. У нас сломалось оборудование, мы имеем полное право продлевать сроки поставок хоть на год, прочтите договор, – пафосно бухтел мужчина с модной бородкой, одетый в чёрный костюм.

Когда он закончил, Ольга Прокофьевна тоже закончила. Она продемонстрировала бывшему оратору и всем остальным элегантную петлю, которую связала из шерсти, а затем заботливо накинула одному из его юристов на шею, сказав, что может связать такие шарфики хоть всей их конторе.

В кабинете снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь симфонией кишечных спазмов, которые разом случились у всей бригады поставщика.

– Екатерина Валерьевна, – обратилась Набекрень к начальнице, – разрешите мне взять выходной. Я бы хотела сходить на экскурсию на производство к вашему поставщику – давно не выходила в люди. Заодно проверю оборудование.

Катя кивнула.

– В этом нет необходимости, – дрожащим голосом произнёс бородатый. – Думаю, что в ближайший месяц всё будет налажено.

Ольга Прокофьевна взяла со стола карандаш и заточила его в зубах, затем подошла к календарю и попросила назвать точную дату, чтобы ей спланировать свой выходной.

– В понедельник будет готово, – ответил мужчина и спешно покинул офис вместе со всей своей командой.

В кабинете раздались бурные аплодисменты, а Набекрень попросила всех немедленно выйти вон и больше не топтаться здесь. Она вязала тряпки, собираясь отмыть кабинет, но перед этим вышла на карниз покурить.

Катя рассыпалась в благодарностях перед Ольгой Прокофьевной и обещала, что даст ей выходной в любой день, когда та попросит. Весь офис был накормлен позитивом и обедом, который Ольга Прокофьевна принесла с собой в двух баулах.

Но счастье длилось недолго. Через час после обеда позвонил директор школы, в которой учился Платон и сказал, что мальчик участвовал в драке и ему грозит отчисление.

– Надо позвонить Паше! – запаниковала Катя.

– Я разберусь, – остановила её Набекрень. – Мальчику нужен настоящий мужской разговор.

* * *

Директор школы был человеком очень воспитанным и интеллигентным. Когда Ольга Прокофьевна пришла к нему в кабинет и предложила перед началом разговора чаю, он, естественно, согласился. Набекрень ловко выудила из рукава двухлитровый термос, из внутреннего кармана достала фарфоровые кружки и наполнила их душистым горячим напитком.

– Присаживайтесь, – предложила она ему.

Заложив руки за спину, она начала расхаживать по кабинету, то и дело поправляя пальцем неровно висящие картины, выставляя в одну линию кубки и подсыпая корм в клетку попугаю.

Директор от неожиданности присел на гостевой стул, а когда вспомнил о том, что нужно бы сесть в своё кресло, там уже сидела Ольга Прокофьевна и перекладывала его бумаги в алфавитном порядке.

– Слушаю вас, – обратилась Набекрень к мужчине и отпила из кружки.

– Видите ли, Платон – отстающий ученик. Он абсолютно не целеустремленный, ленивый, безынициативный. Мы готовы терпеть лентяев и двоечников, но сегодня он стал участником драки! Даже хуже – он её начал!

– Ну вот, а вы говорите «безынициативный»!

Директор замялся, но потом продолжил:

– Нужно что-то решать!

– Согласна! – сказала Набекрень и так грохнула ладонью по столу, что директор подскочил вместе со стулом.

– Видите ли… – мямлил мужчина, – обычно мы решаем все дела с его отцом…

– А вы представьте, что его отец – я. Двадцать третьего февраля мне дарят подарки чаще, чем восьмого марта.

– Дело не в этом, – ёрзал на стуле директор. – Обычно его отец оставлял для школы некоторое пожертвование, и мы с учителями закрывали глаза…

– Тогда я помогу вам их открыть.

– Что вы предлагаете?

– Мне нужно подумать…

– Хорошо, – улыбнулся директор.

– В одиночестве, – посмотрела на него исподлобья Набекрень.