Гусарские страсти - Николай Прокудин Страница 44

— Наша очередь! — блонда Ната еще раз провела язычком по губам. Сплаваем за пределы лагуны? Хочешь узнать глубину моей лагуны?

Да в конце концов! Он живой человек! И… «на привязи».

— Сплаваем! Хочу!

— Очень?

— Ну, очень. Очень!

Да-а, настолько очень-очень, что даже слишком… слишком быстро. Слишком быстро всё кончилось. Только началось и тут же кончилось. Даже слишком. У кого случался большой перерыв в общении с женским полом, тот поймет.

— Может еще разок? — предложил Никита явно разочарованной блонде.

— Слабаки вы, мужики, — вздохнула она, скользнув губами от шеи Никиты до его груди, затем к животу…

От террасы зычно позвали:

— Эй, водоплавающие! К столу! Второй раз приглашать не будем! Утонете голодными!

К столу, так к столу. Восстановить силы не помешает. А там, глядишь, еще разок сплавать…

На берегу Никита стряхнул ладонями с тела воду, подергал руками и ногами, разбрасывая брызги, как дворняга после купания. Полотенца-то забыли взять! Ну вот, теперь можно и присоединяться к компании. Только трусы он все-таки натянет — у любой непринужденности должны быть свои границы.

На верхней террасе, оказывается, имелся столик. Металлическая столешница была вмонтирована в каменную глыбу, а сиденьями служили две вытесанные в скале лавки, гладкие и широкие.

Толстяк Байрам развалясь возлежал на одной из них.

На второй — Чекушкин между двумя мокрыми полуголыми (уже таки полуголыми, а не голыми) девицами.

Офицер в шинели понуро сидел с бутылкой пива в сторонке. Где-то Никита его раньше видел! Присмотрелся вблизи и понял, что где-то определенно видел!

Брюнетка Ксана притулилась в ногах толстяка Байрама и массировала его ступни, а он тем временем лениво жевывал шашлычок на косточке, запивая водкой прямо из горлышка бутылки.

Вадик Колчаков «павлинил», щедро разливал шампанское по кружкам и произносил тост за тостом, один смешнее другого. Судя по трем уже пустым бутылкам, вот-вот придется идти наверх.

Никите протянули кружку, и он машинально выпил шампанское. Была б кружка водки, хлопнул бы и ее, взбудораженный организм требовал покоя, вернее расслабления. Несколько раз он исподтишка бросал быстрые взгляды на капитана. Тот подстелил под задницу шинель, китель повесил на каменный выступ, снял сапоги, остался в рубашке и брюках. Где же Никита его все-таки видел?

Капитан, почувствовав чужой взгляд, отвернулся. Ага! В профиль! Вот в профиль — да! Теперь узнал! Это ж капитан… м-м… фамилию все равно не припомнить… начальник финансовой службы из медицинского батальона! Никита вместе со Шмером однажды на вокзале в пивнушке сидели, а этот капитан к ним тогда присоединился. Сидел строго в профиль. Как зовут, тоже не вспомнить. Саша? Сережа? Ну да ладно!

— Привет, Серега! — подсел к нему Никита. — Не признаешь своих, педженских?

— А-а-а! Да-да! — рассеянно взглянул капитан. — Припоминаю. Вместе в поезде ехали на сборы в Ашхабад…

— Нет, ошибся, братишка, в вокзальном кабаке пиво пили. Мишка Шмер нас знакомил.

— Точно! — начфин хлопнул себя ладонью по лбу. — То-то гляжу, рожа знакомая! Только я не Сергей, а Сергеич. Александр Сергеич! Как Пушкин.

— Извини дружище.

— Да ничего… м-м… Костя.

— Никита я. Ромашкин.

— Ну, извини.

— Квиты, Саша.

— Квиты, Никита. «Жигулевское» будешь?

— Буду, — Никита взял одну из стоящих в длинном ряду пивных бутылок. — Ничего, что мы ваших курочек-цыпочек немножко… потискали?

— Ерунда. Они же общие, пользуйтесь. Я сегодня не в настроении. Вернее, не в форме. Пятый день пью, и хмель не берет. А девок Байрам набрал — специально черненькую, светленькую и рыженькую. Для разнообразия. Ему палитра цветов, а мне палитра — поллитра! О, каламбурчик!

— Неплохо! И девчата неплохие, шустрые. Главное, чтоб после них не страдать, посещая туалет. Контингент проверенный? Лечиться не придется?

— Вами и проверены. Только что. Результаты узнаем через несколько дней. «Любовь сладка — болезнь горька». Если что — заходи ко мне в медсанбат. Посодействую в конфиденциальном лечении.

У Никиты засосало под ложечкой, но он не подал виду, браво отмахнувшись:

— Чепуха! Это ж как насморк для настоящего офицера!

— Ну-ну! Досморкаешься. Не пожалеть бы в старости. Это я тебе как медик авторитетно говорю. Пусть я и финансист, но у медиков служу. Беречь орудие производства надо смолоду! И лелеять!

— А чего ж сам этих телок приволок целый табун? Гладить? Поить? Смотреть?

— Не знаю. Наверное, для того, чтоб полнее ощущать свободу. Пиво, водка, девчатки, воля! Всего этого я был лишен целых три месяца!

— Болел?

— Сидел! В тюрьме сидел. Давил спиною нары.

— На гауптвахте, что ли? Так долго? Три месяца? Столько обычно не сидят. Что, начальник гауптвахты издевался и срок прибавлял?

— Я же тебе русским языком говорю: сидел в тюрьме! Не на «губе», а в вонючей городской тюрьме. В Ашхабаде! С уголовниками! — капитана передернуло от воспоминаний, и он залпом выпил полстакана водки. Протяжно занюхал кулаком.

— На, заешь! — Никита протянул шампур с мясом.

— Не надо. Я организм уже отучил от лишней пищи. Закушу пивком.

— Такими коктейлями быстро убьешь желудок! — Никита настойчиво всучил капитану шампур. — Ешь, Сергеич. Не то тебя на руках придется отсюда выносить, а ступеньки больно крутые! Разобьемся.

— Ладно… — начфин апатично куснул мяса, прожевал, еще куснул. Понравилось жевать. Вот-вот. Аппетит приходит во время еды. Главное, начать.

— Так как ты в тюрьму-то загремел? — Никита кожей ощутил, что капитану, кроме пищи как таковой, может быть, больше требуется пища духовная. То есть живого внимания и, по возможности, сопереживания. Требовался слушатель. Свободные уши…

— Что, правда, интересно?

— Интересно!

И ведь не слукавил Никита. Всяко интересней, чем по второму заходу плескаться с общими девицами в озере — со всеми вытекающими. Учитывая мимолетное предупреждение пусть и начфина, но все-таки медика по поводу возможных последствий… Да ну их! Один раз обошлось — с блондой Натой, нет гарантии, что второй раз обойдется — да хоть бы и с брюнеткой Оксаной. Да и с Натой еще не факт, что обошлось. Через несколько дней станет ясно…

* * *

— Больно часто в твоем рассказе податливые девицы встречаются! — усомнился москвич и примерный семьянин Котиков. — Привираешь?

— А тебе, старому черту, завидно, что с девчатами у Никиты полный порядок? — вступился Кирпич за Ромашкина. — И где ж «больно часто»?! Я вот если начну всех своих перечислять, до утра считать будешь! Продолжай, Никитушка…