Бега - Юрий Алексеев Страница 34

С базы его путь лежал в Лужники.

Возле касс стадиона бушевали поклонники бразильской системы. Им хотелось увидеть живого Пеле. Но для этого надо было пробиться сквозь железные ворота и кордон цепких контролеров.

Гурий Михайлович презирал футбол. Но не будучи знаком с системой бразильской, он прекрасно усвоил свою собственную. Порывшись под сиденьем; он выставил на ветровое стекло замызганную картонку «Проезд всюду», набрал скорость и распечатал ворота проворней всякого Пеле.

В кассы Гурий Михайлович проник с глубокого тыла. Отыскав потайную дверцу, он просунул туда дюжину банок с лаком, получил столько же сиреневых билетов и, распихивая радиатором поклонников Пеле, помчался в ГАИ.

— Здоровеньки булы! — закричал он, заходя в комнату, увешанную семафорными плакатами и фотографиями автомашин всмятку. — Категорически приветствую вас, товарищ Кандыба!

— А, явился, «писатель», — неуважительно откликнулся капитан Кандыба. — Ну где же статья «Кандыба зорок»? Где книга «На красный свет»?

— Ай, ай! — покачал головой Гурий Михайлович. — Совсем издергали человека аварии. Ну разве так можно? И железные нервы отдыха требуют… Сходили бы вечерком на футбол, посмотрели бразильцев, а?

— Бразильцев? — сказал Кандыба, собирая воедино всю накопленную на дорогах иронию. — Неужто и это можешь? Трепач ты, Гурий Михайлович! И кто тебя только за язык тянет?

Гурий Михайлович тяжело задышал носом и отступил на шаг, чтобы лучше было видно, как он обижен. Закончив сцену, он молча положил на стол два сиреневых билета и потащился к выходу. При этом он еще нервно дергал плечами, как бы силясь встряхнуть незаслуженно взваленные на него упреки.

— Погоди, Гурий Михайлович, — засмущался Кандыба. — Деньги-то за билеты получи.

— Отношения дороже денег! — сдавленно и в то же время возвышенно сказал Белявский. — Я к вам всей душой, а вы?..

Кандыбе сделалось стыдно.

— А я что? Без души, что ли?

Белявский проворно вернулся и лег животом на капитанский стол.

— Знаете, что говорит моя жена? — сказал он, лучась печалью. — Ты умрешь, говорит, Гурий, в чужой приемной по чужому делу.

— Ну вот… «умру». Скажешь же такое!..

— И скажу. Прямо. По-мужски. Верните, товарищ Кандыба, права автолюбителям Лесипедову и Эльдовичу.

Кандыба опешил.

— Я пишу о них в книге «На красный свет», — поспешно добавил Белявский. — И потом они оба рабкоры, друзья газеты.

— Да, но реакция Рапопорта показа…

— Это все в прошлом, — нежно перебил Белявский. — Они оба на антабусе. Крепко лечатся наши газетные друзья. К слову, вам не нужна путевка в Кисловодск?..

Через сорок минут Гурий Михайлович прибыл на бумажный склад.

— В ножки кланяйтесь Белявскому! — закричал он, размахивая автоправами. — Без меня, Эльдович, вы имели бы только право на труд да на отдых!

С этими словами он запрятал права в карман и отдал их не раньше, чем издательству «Сила» отгрузили три тонны бумаги.

Теперь можно было заключать договор.

Изголодавшаяся по бумаге «Сила» устоять не могла. С трудом нацарапав свою фамилию и получив аванс, Гурий Михайлович Белявский, именуемый впредь автором, поехал на улицу Карпеля.

Во дворе семиэтажного дома он нырнул в темный, пропахший сыром «Рокфор» подвал, пошарил по карманам, но спичек не нашел и ощупью, пачкаясь о стены, стал пробираться вглубь.

Наконец он нащупал в темноте ручку, потянул дверь на себя и оказался в сыром подземелье.

Комната была мрачная, узкая, с холодными панцирными стенами и террариумными окнами, выходившими во двор. Сдавалось, здесь держат не мастерскую художника, а питона.

Посреди комнаты нагишом по пояс сидел рыжий всклокоченный художник Тарабукин. Его тело, казалось, было опутано медной проволокой, а из-под мышек били огненные вулканчики.

Художник макал булку в банку со шпротами и бормотал что-то про себя. В своем подвале он одичал окончательно.

— Честь праце! — сказал Белявский развязно.

— Чего, чего?! — сказал Тарабукин, смахивая с бороды шпротные хвосты.

— Куй железо, не отходя от кассы, — вольно перевел Белявский. — Ну, как заказец?

— Вон в углу, — кивнул Тарабукин. — А подлинник возле батарей.

Белявский перенес оба холста поближе к окошку, поставил рядом и, полюбовавшись, сказал:

— Вот это вещь! Ни в жизнь не отличишь… Да, Федя, твой талант заслуживает. Будет тебе мастерская, клянусь! Не хуже чем у Сипуна, поверь мне.

— Смотри, Гурий, — пригрозил Тарабукин. — У меня терпение на исходе. Больше ждать не буду.

— И не надо! — поддержал Белявский. — Я с утра звонил Антону Пахомовичу. Все в поряде — он уже подписал.

Федя смягчился, надел рубашку и, проводив гостя до машины, помог ему погрузить картины. Белявский поехал в комиссионный магазин, а оттуда уже на свою внештатную службу в газету «Художественные промыслы».

Едва он показался в коридоре редакции, как на него посыпались просьбы и пожелания. Гурий внимал и обещал прямо на ходу. Он спешил в комнату № 8, где закомплексованный Кытин писал ему книгу «На красный свет». За это Кытину была обещана квартира в историческом центре города с видом на тихий сквер.

— Ну как? Закончил? — поинтересовался Белявский.

— Вчера ночью, — сказал Кытин. Он с усилием распрямил затекшую спину и поднял на Гурия Михайловича бледное измученное лицо.

— Молодцом! — повалил Белявский и поставил на стол банку с лаком. — Вот, держи к новоселью.

Кытин, однако, на банку не взглянул, а рукопись прижал локтями.

— Не дам, — сказал он патефонным голосом.

— Но, но, Витюня! Что за шутки?

— Это не шутки! Полгода вы меня кормите «завтрами». Я позеленел от вашего «Красного света». А что толку? Все, что пока у меня есть, это Омар Хайям и комплекс…

— Но, Витюня, имей же терпение! Пойми, чудак, я могу тебе сделать хоть завтра. Но только в панельном доме…

— Ничего, я согласен в панельном.

— Да там же потолки! — Гурий Михайлович положил себе ладонь на голову и пригнулся. — Повеситься по-человечески нельзя.

— Вот и прекрасно! Я жить хочу, — заупрямился Кытин.

— Ну смотри! Ловлю на слове.

Гурий Михайлович потеснил Кытина от телефона и, сделавшись озабоченным, набрал пять цифр наугад.

— Катюша, — сказал он интимно. — Это Гурий Михайлович. Что, Антон Пахомыч закончил совещание?.. Тогда соедини…