Иван-царевич и С. Волк. Жар-птица - Светлана Багдерина Страница 3

— Иван.

— Царевич?

— Царевич. Да ведь ты уже спрашивала.

— А какой державы?

— Лукоморья.

— Как — Лукоморья? А разве не царства Переельского?

— Нет. Мы соседи с ними. Но это не я! — поспешно добавил он.

— Надо же, как вышло, — покачала головой лягушка и, Иван мог бы поклясться, хлопнула себя лапками по бокам. — Ну, извиняй, Иванушка, обознатушки получились, — тон лягушки сразу сменился на смущенный, и она сокрушенно развела лапками. — Эко, сама виновата, не спросила сразу, да и бердыш вместо стрелы тоже… А как тебя потрепало-то, сердешный ты мой… — неожиданно переменила она тему, как бы пытаясь загладить произведенное неблагоприятное впечатление, и жалостиво запричитала:

— Да страдалец ты наш страстотерпный, соколик ты мой разнесчастненький, солнышко красное… Ну ничего, Василиса тебе сейчас поможет, бедненькому, потерпи, миленький, потерпи, сейчас легче будет, — и лягушка начала делать в воздухе замысловатые пассы передними лапками и что-то бормотать еле слышно себе под нос. Черные влажные очи ее, казалось, заглядывали в самое нутро Иванова черепа и еще глубже. Все поплыло перед глазами Иванушки, завертелось, закружилось, он почувствовал, что проваливается в какую-то мягкую, теплую, бездонную пропасть и все вдруг пропало. Пришло забытье.

* * *

Иван проснулся, и еще не открывая глаз, счастливо улыбнулся. Какой хороший был сон! Что же снилось? Вот ведь, е-мое, забыл! Но что-то доброе, веселое, чудесное…

И вдруг воспоминания прошедшего дня как ведро холодной воды выплеснулись на него — и побег из дома, и развилка с камнем, и волк, и сумасшедшая скачка по лесу, и… и… что было потом? Царевич рывком сел. Падение, боль, удар, а потом… потом… На этом воспоминания как топором отрубало. Как Иван ни силился, никакого «потом» в памяти найти не мог. Пусто. Пустое место. Провал.

Пожав плечами, Иван потянулся и осмотрелся. Под ним было ложе из сухого мха. Под головой, вместо подушки — большая куча листьев. Меч и кольчуга лежали рядом, а от всего Иванова платья исходил тонкий аромат чистоты и лаванды. Бегло осмотрев себя, Иван, несмотря на холодящие кровь короткие воспоминания о гонке по лесу на животе (а потом и на боках и спине) не обнаружил на одежде ни единой дырочки, ни одного, пусть даже самого крошечного, пятнышка. Прислушавшись к своим ощущениям, он пришел к выводу, что никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Это привело его в полнейший тупик. Воспоминания о семи-восьми сломанных ребрах и паре-тройке вывихов у него, несмотря ни на что, сохранились вполне явственно, и если чистоту одежды можно было при изрядной доле выдумки объяснить таинственной лесной прачкой-альтруистом или феей-белошвейкой (эк, какое загнул-то!), то отсутствие тяжких телесных повреждений никаким объяснениям не поддавалось. Точка.

Перестав мучить голову попытками объяснить необъяснимое и нашедши небольшое успокоение в том, что на странице семьсот сорок шесть «Приключений лукоморских витязей» королевич Елисей испытал нечто похожее, попав в чертог русалок-весталок, Иван встал, пристегнул меч, надел кольчугу и осмотрелся по сторонам.

Лесная постель его находилась под густым ореховым кустом. Справа насвистывал, нашептывал и раскатывался барабанной дробью старательных дятлов лес, слева, шагах в пятнадцати от орешины, начиналось болото, довольно уютное и симпатичное, покрытое широкими мясистыми листьями кувшинок и роскошными белыми цветами водяных лилий. Болото как болото, пожал плечами царевич, вот только разве что кроме… Иван быстро подошел к воде и поднял с листа ближайшей кувшинки заинтересовавший его предмет. Стрела. Что-то глубоко скрытое и неясное тихонько дзенькнуло в глубине памяти и тут же пропало, Иван даже не успел уловить его присутствие.

Непонятно.

Еще раз пожав плечами, Иван бросил стрелу обратно на лист и зашагал к лесу.

После трех часов блуждания по овражкам, ручьям, перепрыгивания через поваленные деревья и продирания через колючие кусты походка Ивана стала несколько менее уверенной. Солнце клонилось к закату. В лесу быстро темнело. С каждым шагом сомнения в том, что он заблудился, таяли. Зато сомнения в том, что следовало предпринимать при подобного рода оказиях, росли и крепли. Кричать? Что? Да и не к лицу это витязю Лукоморья — при первых же крошечных затруднениях начинать вопить как малому дитяти. Посмотреть на солнце, чтобы определить где какая сторона света находится? Но солнца видно уже почти не было, да и что с этим знанием было делать, царевич не представлял, даже при условии, что он сможет вспомнить, как эти стороны называются и сколько их всего. Разбить бивуак прямо на том месте, где он сейчас стоял? Но, во-первых, он не был уверен, что почти саженный муравейник был таким уж подходящим местом (заросли крапивы и поросший мухоморами овражек с гнилой водой на дне устраивали его еще меньше), а во-вторых, огниво, плащ, шатер, складная мебель, переносная русская печка и съестные припасы находились в переметных сумах на Бердыше, а Бердыш… Царевич отогнал от себя горькие мысли о своем первом и, вполне возможно, последнем приключении перед тем, как умрет от голода и истощения под ракитовым кустом (все герои делали это исключительно под ракитовыми кустами, и царевич не видел причины, по которой он мог бы быть исключением, оправданием не являлось даже полное отсутствие ракиты как вида в этом отдельно взятом лесу), и печальный ворон разнесет по свету весть о его славной (гм) кончине (вместе с героическими косточками, но об этом в книжках почему-то, как правило, не упоминалось)…

Поразмыслив над этой возможностью, Иван пришел к выводу, что, пожалуй, мысль о крике о помощи была не такой уж и плохой. Но не такой уж и хорошей, понял он через двадцать минут усердного ора.

Другие возможности Иван решил обдумывать на ходу и тронулся дальше в путь, осторожно выбирая дорогу в сгущающихся сумерках и зарослях малины. К королевичу Елисею на странице двести семьдесят один в таком же точно положении явился старичок-лесовичок и проводил его до Соснового Посада, где его уже поджидала душа-Услада, младая княжна, которая потом окажется его сестрой, которую украли и подменили в младенчестве… или подменили и украли?.. или наоборот?.. короче, которая потом попадет в рабство к душегубу Кощею, у которого ее за сто бочонков золота выкупит обманом эмир Тарханский, потому что ему его звездочет, который окажется внучатым племянником свекра двенадцатой лучшей подруги его семьсот шестнадцатой младшей сестры, которого он заточил в каменный мешок на дне самого глубокого ущелья, признался под страхом вивисекции, что он, то есть, она, нет, не она, а эмир, нет, то есть, звездочет…

Огонь! Костер!! Люди!!!

Не разбирая более дороги, спотыкаясь, падая, и снова вставая помчался он по направлению к слабому огоньку, мерцающему впереди среди деревьев. Иван боялся поверить своим глазам, боялся оторвать от огонька взгляд — а вдруг он исчезнет, и больше не появится?

Перелетев через очередную коряжину, Иван обнаружил у себя в голове две чрезвычайно полезные и интересные мысли, хотя и не мог взять в толк, откуда они там появились.