Новые приключения Грязнули Фреда - Енэ Рейтэ Страница 27

Одинокий посетитель, разместившийся в одной из оконных ниш, напевал себе под нос тихим, монотонным голосом. Это был уже известный читателю Молчун Другич (он же Восьмиэтажный). До разговоров он не опускался, а вот петь любил. Противным писклявым голосом гундел одну и ту же нескончаемую мелодию, словно творение некоего безумного композитора, подверженного амоку. Развлекаться Другич предпочитал вдвоем – на пару с Мелани, своей стремянкой.

– Эй, Другич! У меня к тебе деловое предложение.

– Валяй.

– Надо бы кое-что разведать. Может, и кулаками помахать.

– Мне без разницы.

– Где тебя найти?

– На угольном складе.

Другич продолжил прерванное пение, склонив голову к шестой ступеньке Мелани, что означало очень высокую степень опьянения.

Джимми опрокинул стаканчик спиртного и, слегка расслабясь, не без удовольствия вдохнул в себя затхлый воздух – смесь керосиновой вони, опиума и плесени, покрывавшей волглые стены.

Вдруг под сводами лестницы раздался невообразимый шум, как будто в заведение рвалась вдребезги пьяная компания. Ругань, бессвязные крики, грохот падающих камней и кусков штукатурки… А заявился-то всего лишь один Вагнер. Что, по мнению Тодора Пароходный Гудок, не меньшее чудо наших дней, нежели телевидение, эксгибиционизм, витамин А и прочие последствия плановой экономики.

Дело в том, что господин Вагнер никогда не пользовался подъемником. Пьяный, с трудом держась на ногах, зато распевая во всю глотку, однажды он сверзился в пролом на лестнице, но при падении успел зацепиться за перекладину. Целых полчаса он в подвешенном состоянии взывал о помощи, пока кто-то не вызволил его, не признав в темноте.

Впоследствии спасатель раскаялся в содеянном, но было уже поздно.

Господин Вагнер даже после столь опасного происшествия предпочитал карабкаться в харчевню на своих двоих, и все обходилось без инцидентов. Ему и в голову не приходило запалить прикрепленную к шляпе свечу: подобное пижонство здесь не поощрялось, так же как увлечение танго, графология, расщепление атома и прочие вредные порождения человеческого интеллекта.

Предельно высокий градус опьянения не помешал господину Вагнеру украсить петлицу свежайшей гарденией.

– Приветствую вас, друзья мои! – огласил своды его ликующий вопль. – Что новенького?… С тобой мы уже встречались, – махнул он рукой в сторону Джимми От-Уха-До-Уха. – Ты ведь зубодер из Алеппо! – И едва устоял на ногах, размашистым жестом указывая присутствующим на чудака, который, одиноко сидя в углу, мурлыкал песенку. – Да никак это Другич? Привет, старина! Здорово ты тогда мне врезал промеж глаз!

– Давай потолкуем о делах! – предложил Джимми.

– Давай, – согласился господин Вагнер. – Только пройдем ко мне в офис. Здесь спокойно поговорить не дадут!

В кладовку для инструментов вела деревянная лесенка. Тут, под самой крышей, когда-то хранились буйки и флаг, который вывешивали в случае приближающегося шторма, а теперь, судя по всему, этот закуток обжили крысы.

– Я по поводу сделки, – начал Джимми.

– Можем заключить, – кивнул господин Вагнер, оглаживая свою синюю бороду. – Все двенадцать штук краденого полотна у Пинкертона – это мой приятель барыга, – но если желаешь, уступлю тебе задешево.

– Я по другому поводу. Меня послал Миллионер. Воссоединяться с тобой он не хочет, зато готов купить у тебя этого путешественника.

– Ишь, разбежались! – не без язвительности заметил Вагнер. – Эй, Тодор, друг ты мой ненаглядный! Поднес бы стаканчик-другой, а то я уже успел просохнуть… – И вновь обратился к Джимми: – Значит, хочешь заключить сделку, Другич? Да, кстати, а где же твоя Мелани? Может быть… – Воспоминание о жестокой реакции Другича в прошлый раз заставило Вагнера умолкнуть, однако фразу надо было закончить, и он добавил: – Как поется в «Травиате», «Быть иль не быть, вот в чем вопрос!»

Господин Вагнер даже пропел одну из коронных арий «Травиаты», правда, почему-то на мотив модного американского шлягера. Но поскольку в трезвом виде голоса ему не хватало, он решил обслужить себя самолично и в спешке загремел с деревянной лесенки вниз. Вернулся с довольной ухмылкой и счел, что приспела пора натянуть нитяные перчатки.

– Итак, друг мой Стровачек, будем считать сделку состоявшейся. Все двенадцать штук полотна, которые сейчас у Пинкертона, уступаю тебе. Причем задешево!

– Полотно твое мне и даром не нужно. Зато пропавшего ученого куплю, если это действительно он.

– Готов предъявить доказательства. На, держи!

И Вагнер извлек из внутреннего кармана пиджака целый ворох увядших цветов и переложил в карман штанов. При этом захватил кончик ремня Джимми. Молодой человек рванулся, высвобождая ремень, однако веревка, которая заменяла господину Вагнеру пояс, во время этой возни лопнула, и брюки плавно съехали вниз.

– Вот так катавасия! – весело воскликнул сей неунывающий господин, которому теперь пришлось поддерживать штаны обеими руками. – Шуруй сам, – предложил он. – Во внутреннем кармане. Только не раздави птичье гнездо!

Джимми осторожно запустил руку в карман и рядом с двумя пушистыми комочками и связкой отмычек нащупал какую-то бумагу.

– Она самая, – кивнул Вагнер, которого штаны – как арестанта в тюрьме – лишали свободы действий.

Развернув бумагу, Джимми зачитал вслух:

«Вот что, Вагнер! Готов подождать до вечера, но если и тогда не отдашь мою долю, – порву твою поганую пасть и размозжу твою вшивую башку. Зря трепаться не люблю, рекомендую помнить об этом!

Гуго Висельник».

– Ба, да это же рекомендательное письмо! Ну-ка, подержи мои штаны… Спасибо. Поищу сам, так вернее будет. Это не то… Опять не то… Вот, нашел!.. Что же ты не держишь штаны?!

Джимми изучил доказательство и вынужден был признать, что и вправду не стоило беспокоить телеграммой секретаря Торна. Вагнер не соврал, и подтверждением тому служила золотая медаль с надписью: «ГУСТАВУ БАРРУ ОТ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ ГОЛЬФСТРИМА».

– Ты ручаешься, что медалька не поддельная?

– Эта? – Вагнер расхохотался. – Такая же настоящая, как мой золотой зуб! – И он продемонстрировал свой раскрытый рот, где золотых зубов вообще не было.

– Даю пять сотенных! – расщедрился Джимми.

Ответом ему явился демонический хохот, похожий на вой голодной гиены.

– Ха-ха-ха! За первоклассного профессора, который в свои сорок семь лет успел окончить гимназию, открыть морское течение и научиться писать сразу двумя самописками! Да лучше я его собственными руками на части порву, чем отдам тебе задарма!

– Дороже пятисот он не стоит!

– Как у тебя только язык поворачивается говорить такое! Ухвачусь за штаны, а то как бы не упасть!.. Да ему цены нет, ученому этому! Книжки сочиняет – не оторвешься. Фокусы показывает – заглядишься! Сутками сидеть в тесном сундуке и при этом оставаться почти живым!