Черти поневоле - Владимир Пучков Страница 26

Все замерли. Наступила тишина. Эдик вынул дрожащими руками карту и раскрыл ее. Туз червей!

— Перебор! — захохотали мужики. — Ерунда, не расстраивайся. Бывает! Еще конок?

Сыграли еще кон. И еще… После очередного кона Эдик посмотрел на листок со своим долгом и начал медленно сползать со стула.

— Чего это он, мужики? — снова захихикал Шмыга. — Может, потерял чего?

Эдика водрузили на место.

— Ну что, отыгрываться будешь? — спросил Барыга. — Или как? Расплатиться бы надо!

— Сколько это… — спросил Эдик, заплетающимся языком. — По курсу…

— Да сущие пустяки, — махнул рукой Барыга, — сто штук зеленых! Ну для тебя-то это пустяк!

— Сто штук? Зеленых?! — повторил Эдик и снова попытался потерять сознание. — Это нечестно!

— Нечестно?! — Барыга неожиданно вскочил на стол и сунул под нос Эдику бумажку. — Подпись твоя? Твоя! Не найдешь деньги, пеняй на себя!

— В порошок разотрем! — потянулись к нему руки.

— С костями съедим!

— Голову отрежем! Отдадим на съедение Горынычу! Зальем ноги цементом и сбросим с моста в Калиновку!..

Эдик увидел перед собой горящие как уголья глаза, торчащие бороды, скрюченные пальцы… Утробно ойкнув, он вскочил на ноги, перепрыгнул через стол и рванулся к двери.

— Сроку тебе — три дня! — донеслось до него. — Иначе смотри!..

Выскочив на улицу, Эдик помчался, не разбирая дороги. Он бежал, охваченный древним иррациональным ужасом, пока не ткнулся носом в чью-то широкую грудь. Отскочив, хотел было снова продолжить свой путь, обрастая по дороге новыми страхами, но тут, к своему счастью, поднял глаза и увидел невозмутимого Евстигнеева, а рядом с ним человека с пиратской бородкой, высокого и худого как жердь.

— Ай-ва-вай! — сказал Эдик, подпрыгивая и тыча пальцем назад. — Авав! Вав, ававав!

— Это что это с тобой? — нахмурился Евстигнеев. — Неужели укол так подействовал? Или все-таки Потапыч? Вот видишь, — повернулся он к Шлоссеру, — человека утром укусил медведь, а к вечеру он уже спятил. И никакая медицина не помогла!

— Да не спятил я! — наконец-то отдышался Эдик. — На меня напали! Какие-то мужики! Маленькие такие, а ухватистые! Играть заставили в карты. Еле вырвался, во!

— Маленькие? — прищурился Шлоссер. — Бородатые такие?

— Во-во! — закивал головой Эдик. — Они! Бомжи какие-то!

— Э, нет, — сказал Шлоссер, покачав головой, — не бомжи! Это домовые из пластмассового цеха. И много ты им проиграл?

— Сто штук баксов! — как на духу признался Эдик.

— Приличная сумма. А расписку давал?

— Давал!

— Плохо дело. Значит, придется отдавать…

— А если закосить?

— Карточный долг — дело серьезное, — заметил Шлоссер, — а заводские домовые — парни лихие. Им ведь закон не писан! Где хочешь достанут и с костями съедят.

— Как это? — не поверил Эдик. — Так не бывает!

— Ну не в буквальном смысле, конечно. Разорят. По миру пустят. Удачу отнимут, и вообще… Да у тебя ж деньги есть, отдай — и все дела.

— Сто тонн баксов! — ужаснулся Эдик — Откуда я их возьму?

— Ну не знаю, — пожал плечами Шлоссер. — Дело твое. Играть не надо было.

— Они меня заставили! — застонал Эдик. — Гипнозом, век свободы не видать!

— Это недоказуемо, — вмешался Евстигнеев. — И в конце концов, не так уж велика сумма. Ты здесь надолго? Ну так, может, повезет: клад найдешь! Здесь с древних времен кладов знаешь сколько зарыто? Не сосчитать!

— Ты человека с пути не сбивай! — строго сказал Шлоссер. Он внимательно посмотрел на Эдика и покачал головой. — Не видишь, парня всего трясет. Нака, хлебни! — И он протянул плоскую фляжку.

— Спирт? — с надеждой спросил Эдик.

— Ха! — сказал Шлоссер. — Буду я с собой спирт таскать! Тут кое-что получше. «Громовержец»! Настойка особого назначения. Пей, только дыхание держи.

Эдик выхватил из рук Шлоссера фляжку, в три глотка осушил ее… и тут же застыл как изваяние. Шлоссер взял у него фляжку.

— Ишь как забрало! — позавидовал Евстигнеев. — Помню, первый раз меня тоже хорошо проняло. Эй, расслабься! — Он ткнул пальцем окаменевшего Эдика.

— Ке-кере-ке-ке! — произнес Эдик, не разжимая челюстей.

Внезапно глаза его вспыхнули беловатым огнем, волосы под майкой зашевелились и встали дыбом, отчего шеф сразу потолстел. Попытались встать дыбом волосы и на голове, но, поскольку Эдик был брит наголо, зашевелились только корни волос, отчего по лысине пошли волны наподобие цунами.

— Привилось, — добродушно сказал Шлоссер, наблюдавший за Эдиком. — Сейчас отпустит…

И в самом деле. Через минуту Эдик расслабился и глубоко вздохнул.

— Вот это да! — сказал он. — Крепкая вещь! Забористая. Наверное, двойной перегонки?

— Ни капли спирта, — строго сказал Евстигнеев. — Чистое растительное сырье!

— Значит — дурь, — убежденно заявил Эдик. — Травка! Я так и подумал!

— Он решил, что это наркотик, — улыбнулся Шюссер.

— Вижу, — кивнул Евстигнеев и, повернувшись к Эдику, сказал: — Это не наркота. Это что-то вроде кофе или чая. Бодрит. Прочищает мозги. Тонизирует…

— Точняк! — воскликнул Эдик. — Все прочистило! Вместе с мозгами! Здорово-то как!

— Вот теперь ступай домой, — сказал Шлоссер, — и больше домовым не попадайся, не то совсем пропадешь.

— Мне не домой надо, — неожиданно вспомнил Эдик. — Я главного механика ищу.

— Главного механика? — переспросил Шлоссер. — Так это я! А что случилось? А… ты, наверное, по поводу вживления телевизионной аппаратуры в голову? Чтобы программы прямо в башку принимать? Это завтра.

— Нет! — тихо сказал Эдик. — У меня конфиденциальный разговор!

Шлоссер почесал затылок:

— Ненадолго? Время-то уже за полночь!

— Минут пятнадцать, — сказал Эдик. — Зуб даю!

— Ну хорошо, — кивнул Шлоссер, — пойдем ко мне.

Подойдя к дому, Шлоссер свистнул, и калитка немедленно распахнулась. На пороге стояло манекеноподобное существо и помахивало суковатой дубинкой.

— Гаврила слушайся! Гаврила открывай! Сахарок дай!

— Держи, — сказал Шлоссер, проходя во двор. Эдик ринулся следом. Гаврила с сомнением взвесил в руке дубину, но гостя пропустил.

Эдик зашарил глазами по двору и тут же обнаружил летающую тарелку. От аппарата исходило чуть заметное фиолетовое свечение.

— Не обращайте внимания, — сказал Шлоссер. — У меня здесь много всякого разного. Работа такая.