Отпуск Берюрье, или Невероятный круиз - Фредерик Дар Страница 25

Все французы такие, как Берю: совершенно независимые. Знают о своих правах и готовы отстаивать их штыками, если аргументов недостаточно.

Моряк переводит двум хрычам, которые надсаживают глотки, рвут голосовые связки, плюются остатками миндалин. Они отдают приказ в атаку. Никакой пощады! На абордаж! Дипломатический инцидент! С других бортов их поддерживают криками и жестами. Это панамцы. Словно под допингом, моряк идёт по трапу, засучивая рукава своей тельняшки! Берю встаёт, шляпа сдвинута на затылок.

Высадкой десанта его не запугаешь. Он готов, его сила убеждения натянута как лук Купидона. Он даёт матросу ступить на сушу, потому что трап — это иностранная территория. Она пользуется дипломатической неприкосновенностью, уверяет он нас. Но стоило тому двинуться в своей голубой майке с якорем и в шортах, закатанных до мускулистых ляжек, Александр-Бенуа спускает собак. Головой вперёд, он срывается, предварительно отступив на три метра для разгона, что будущий противник уже принял за бегство. Но, увы, он не заметил своего чемодана, бедный козлик. Он цепляется ногой за ручку, летит кубарем и падает в мазутную воду. Дикий хохот, который мы сами еле сдерживаем, знаменует этот опасный прыжок.

Бугай плещется двумя метрами ниже между цепями и винтами, между пеньковыми канатами и мшистыми камнями. В клоаке. Он булькает, барахтается. Старый бразилец наконец бросает ему круг с надписью «J. like moon». Берю схлопотал по носу. До крови. Мы хором тянем канат. Вытаскиваем его. Он весь в тине, в иле, липкий, весь в зловонных водорослях. В волосах пользованные презервативы, колбасные шкурки. Яхтсмен, не помня зла, даёт ему рюмку рома, дабы не пришлось давать брома. Берю отхаркивается словами благодарности. Он объясняет, что всё это было шуткой, и если не подурачиться, когда ты в отпуске, то это не отпуск, а заседание совета по стихийным бедствиям. Он тронут этим спасательным кругом. Он настолько им тронут, что у него льётся кровянка из носу. Он обнимает своего спасителя. Спрашивает его имя. Он ему будет присылать открытки. Наконец мы расстаёмся друзьями. Яхтсмены аплодируют нам. Развлечения так редки в портах. Кроме выпивки, чем ещё можно заняться?

Мы садимся в катер для перевозки пассажиров. После своего циркового номера Берю стал гвоздём программы. Он пытается шутить над своим приключением, но Слониха не ценит юмора.

— Совсем новый блейзер, он тебе так шёл, обормот несчастный!

— Знаю, — вздыхает Толстяк. — В нем я себя чувствовал как старый джентльмен. Но, может быть, его ещё можно вернуть, моя курочка. Кажется, на теплоходах есть шиковая глажка.

«Ту-у-у-у-ту-у-у-у!» — гудит где-то вдали «Мердалор», уже выпустив многообещающий дым.

Я не знаю, как гладят на «Мердалоре», но принимают здесь отлично! Надо видеть этот двойной ряд юнг в красной униформе, этих метрдотелей в галунах, этих носильщиков в кремовых комбинезонах! Гаитянская армия не столь живописна, как они!

Тихая музыка в стиле «Боинга-дальнобойщика» витает в воздухе. Повсюду комнатные растения, гирлянды, вымпелы. Роскошь звучит по-особенному; она мурлычет по бортам этого лайнера, последнего, что вышел «из» французских стапелей, как говорит Берю.

Он похож на плавающий «Хилтон» [28]. У него свой стиль: лакировка, богатая отделка, декор для курительных комнат, позолота-металлик, пластиковые панели, весь этот кабинетный модернизм. Сразу же чувствуется назначение «Мердалора». Он был задуман и построен для англосаксонских туристов как пить дать! На его борту янки себя чувствуют как у себя дома. Лучшей ловушки для долларов просто не придумали.

Я не знаю, часто ли президенты круизных компаний сами встречают своих гостей, но, как бы то ни было, он здесь, наш Абей. В костюме из белой фланели, плиз, рубашке небесно-голубого цвета, тёмно-синем вязаном галстуке и с платочком того же цвета, в туфлях из белой замши. Как на картинке, изображающей тушёную говядину с овощами! Он багровеет до невозможности, столько у него забот. Пепел его сигары оставил вулканические следы на отворотах. Он успевает везде, большой белый вождь. Он в трансе. Он бросается к нашей группе, смешивается-с-толпой, жмёт руки, похлопывает по нашим бицепсам, целует дамам ручки, делает кили-кили на подбородке Мари-Мари.

— Старина, — говорит он Боссу, — я с вами в круизе, что и говорить. Вы знаете новость? Министр тоже будет с нами! Какой сюрприз! Какая честь! Вчера пришла телеграмма: Их утомлённое Превосходительство решило позволить себе пару недель нормального отдыха…

Он понижает голос:

— Я надеюсь на вашу скромность, не так ли? Ни слова о… о… Одним словом, вы понимаете, что я хочу сказать?

Мы понимаем.

— Мы проводим вас к вашим каютам. Надеюсь, что они вам будут по вкусу: мы для вас приготовили самые лучшие. Но что это, друг мой, я не вижу вашей милой племянницы, она, надеюсь, не бросила нас?

— Скажем, она нездорова, — отвечает холодно Папаша, — она просила вас извинить её…

Физиономия сигармена тут же скисает. Она перекашивается. Его большие брови изображают пагоду.

— Что за глупости! — ворчит он. — Отказаться от такого круиза из-за какой-нибудь мигрени! Да у нас есть врач на борту, чёрт возьми! С кучей дипломов и рекомендаций. В нашей аптеке самый большой набор лекарств! Нашу операционную копируют самые известные лечебницы Америки! Да мы бы её вылечили, эту милочку. А что, если мы пошлём за ней? Отплытие только через час.

— Невозможно! Она уже прилетела самолётом в Париж и принимает лечение.

Наш хозяин ворчит на всю железку! Ясно, что у него были виды на Камиллу. Донесение юнги о прибытии Его Превосходительства кладёт конец его жалобам.

Специальный катер быстро плывёт к «Мердалору», вздымая двойной сноп пены.

Как по тревоге, появляется капитан, безукоризненный в своей белой униформе. У него окладистая бородка, чтобы больше походить на морского волка, и трубка, которую он спешит выкурить в ожидании министра.

— Внимание! Внимание! — развлекается Абей. — Приготовились. Выправка! Смирно! «Марсельезу»! Вы не забыли про «Марсельезу»?

Интендант, красивый молодой брюнет, также прикинутый во всё белое, кивает и показывает шефу-судовладельцу на радиорубку, дверь которой приоткрыта. Мы замечаем матроса, который возится с бобинами. Мари-Мари, любопытная, как сорока, стоит рядом со звукооператором. Она задаёт ему вопросы, которые того веселят.

— Дамы и господа, капитан Рустон и компания «Паксиф» приветствуют на борту «Мердалора» Его Превосходительство господина министра.

Несколько покашливаний. Затем раздаётся музыка. Незадача, это не «Марсельеза», а песенка мадам Анни Корди «Меня зовут Цирроз». Промашка тем более досадна, что министр славен тем, что любит принять. Если верить тому, что пишут некоторые газетёнки, Его Превосходительство заправляется натуральной анисовкой.