Чудесный переплет. Часть 2 - Оксана Малиновская Страница 23

— Так вот они какие, — задумчиво протянул Иван, приблизившись ко мне. — Впервые вижу настоящие воронки и окопы.

— Здесь учения проходили? — с умным видом поинтересовалась я и тут же пожалела о своих словах: ну какие учения с настоящими снарядами и бомбами вблизи жилого сектора? Да и что бы осталось от деревьев после взрывов, оставивших после себя подобные воронки? А деревья все на месте и, судя по высоте и толщине стволов, лет пятьдесят как на месте.

— Да нет, Алён, — сказал Иван, медленно обходя воронку. — Здесь война была, самая настоящая война. В этих местах проходила знаменитая линия обороны Маннергейма.

— Это что ещё за линия обороны? — заинтересовалась я.

— Советско–финская война 1939–1940 годов, — пояснил Иван. — Когда–то эта территория принадлежала финнам. Линия обороны получила название командующего этой самой обороной, финна русского происхождения. Здорово тогда досталось нашим войскам. Смотри, сколько лет прошло, а глубина воронки до сих пор по плечо взрослому человеку. Страшно представить, что тут творилось…

Мне никогда раньше не доводилось присутствовать на местах сражений, за исключением, разве что, Бородинского поля. Но на том поле уже давным–давно не осталось ничего, что дало бы толчок фантазии и помогло представить картину событий. Пожалуй, единственное, что хоть как–то могло поспособствовать воображению — всем известное стихотворение Лермонтова «Бородино». А здесь… Я брела вдоль окопа, в нескольких местах разбитого глубокими воронками, и перед глазами, помимо воли, вырисовывались отчётливые образы.

Зима. Стужа. Заваленный комьями взрытой снарядами земли и засыпанный пеплом и щепками когда–то белоснежный снег. В окопах затаились финские солдаты, они ждут очередной атаки. Их лица напряжены. Да им страшно, безумно страшно, но все они готовы умереть в этом окопе, но не бросить позиции, поскольку за спиной — Родина.

И атака, предваряемая артиллерийской подготовкой, грянула, «и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой»… Я зажмурила глаза и крепко зажала уши руками. Мне показалось, что я вижу и слышу это страшное побоище: вижу снаряды, рвущиеся в окопах, слышу канонаду артиллерии, сливающуюся с отчаянными криками раненых и умирающих солдат… Господи, зачем всё это? Кому нужны эти войны? Солдатам? Их близким? НЕТ! И ещё раз НЕТ! Никому из этих людей они не нужны!

— Народ, хорош пастись! У меня от этих ягод уже живот пучит, — возглас Матвея вывел меня из размышлений. — Вы не забыли, что у нас на вечер рафтинг забронирован? А нам ещё эту бритую гору найти нужно да грибов набрать.

Я уже больше не удивлялась провалам в памяти, предоставив событиям разворачиваться без моего непосредственного участия, а точнее, наверняка при моём участии, о котором я в силу неизвестных причин ничего не помнила. Рафтинг? Это сплав, что ли? Любопытно, никогда раньше на нём не была. И эта Лысая гора… Неужели та самая, знаменитая, на которой сказочные ведьмы шабаш устраивали? Или это обычное совпадение? Представить себе не могла, что Лысая гора может находиться под Питером.

— Думаю, нам нужно спуститься обратно на дорогу, — сказал Иван, беря курс на склон холма. — Сосед говорил, что сверху её сложно обнаружить — сливается с другими возвышенностями, а с дороги она хорошо просматривается, поскольку лысая.

— Как это лысая? — с любопытством спросила я.

— Нет на ней ни травы, ни мха, один песок да земля, ну и, разумеется, сосны.

Пощипывая на ходу ягоды с кустиков, мы отправились в обратный путь и вскоре уже вышагивали по знакомой грунтовой дороге, внимательно осматривая холмы. Мы углублялись всё дальше и дальше в лес. Базы отдыха по левую руку закончились, уступив место всё тому же сосновому лесу, теперь уже окружавшему нас со всех сторон.

— Вон она! — вдруг радостно воскликнул Матвей, тыча пальцем куда–то вдаль. — Вижу что–то жёлтое, по ходу, песок.

Я вгляделась в том же направлении и действительно увидела между стволами деревьев нечто, похожее на крутой песчаный склон. В тот же миг земля под моими ногами затряслась, именно затряслась, а не задрожала. Точно так, по моим представлениям, должно начинаться землетрясение. Вцепившись в руки ребят, двигавшихся по обе стороны от меня, округлившимися от страха глазами я окинула лес — тряслось всё, начиная с земли и заканчивая хвоей на соснах. Ещё немного — и дорогу впереди нас разобьёт широкий разлом, из которого хлынет на поверхность расплавленная магма.

— Ребята, — в панике прошептала я, — зем…землетрясение…

Словно по команде командира, мужчины синхронно остановились и в изумлении воззрились на меня.

— Алён, ты кислорода, что ли, обнюхалась? Давай тебя под выхлопную трубу засунем, — хохотнул Матвей.

— Заткнись, Мот, — зло осадил друга Иван и, изучающе посмотрев на меня, озабоченно спросил:

— Алён, почему ты так решила?

— Так земля же трясётся… — я умоляюще посмотрела на него. — И всё вокруг трясётся… я… я… идти не могу… меня шатает…

— Ты не заболела? — вопрос Ивана прозвучал риторически.

Он быстро прикоснулся губами к моему лбу.

— Да нет, лоб нормальный, жара нет.

— А вы ничего не чувствуете? — я чуть не плакала.

— А ты чувствуешь?

Я сосредоточилась на ощущениях: хм, ничего не чувствую, всё внезапно прошло.

— Нет, — растерянно прошептала я, — теперь не чувствую…

— Нужно тебе отдохнуть как следует, — нравоучительным тоном изрёк Иван. — А тебе, Мот, по жбану настучать нужно: по твоей гулёной милости мы с Алёнкой всю ночь бодрствовали!

— А я что, — замямлил Матвей, — я… это… в общем, я больше так не буду.

— Ладно, — встряла я, немного придя в себя, — пошли дальше.

Но не успела я сделать и пары шагов вперёд, как «землетрясение» возобновилось. На этот раз затрясло с удвоенной силой, я почувствовала, что и моё тело затряслось, как если бы я уселась на стиральную машину, работающую в режиме отжима.

— Ты что дрожишь? — спросил Иван.

— Опять… землетрясение… — снова чуть не плача, протянула я.

— Что–то мне это совсем не нравится, — задумчиво протянул Иван и обратился к Матвею: — Мот, возьми её, пожалуйста, на руки.

— Да запросто, — охотно согласился тот.

Я продолжила путь на руках Матвея, но «землетрясение» не прекратилось. В добавок ко всему меня затошнило.

— Матвей, остановись, пожалуйста, — сдавшись наконец, попросила я. — Меня тошнит, сейчас вывернет.

Мужчина послушно остановился и опустил меня на мох у дороги. Лишь только движение прекратилось, как я снова почувствовала себя хорошо, да не просто хорошо, а великолепно. Ничего не понимаю.

«Попробуй сделать пару шагов в сторону горы», — задумчиво протянул внутренний голос.

— Последняя попытка, — упрямо сдвинув брови, сказала я и ухватилась за Матвея.