Древнерусская игра. Двенадцатая дочь - Арсений Миронов Страница 22

И скоморох ину пору плачет.

Узольское народное наблюдение.

There must be

Fifty ways to live your lover.

Ледянское народное наблюдение.

Картина была еще та. Запахи летней ночи ломились в горницу через разбитое окно. Тончайшая занавесочка осторожно клубилась в воздухе, и сквозь легкую ткань влюбленные звезды заливали мягкий интерьер спальни насыщенными сполохами, похожими на отсветы голубовато-розовой неоновой рекламы. Молодой красавец соловей, облаченный в малиновый смокинг, сидел прямо на подоконнике и, честно надрывая луженое дорогими ликерами горло, тщательно выводил росо en poco acileante сладостную тему разделенной любви из рок-оперы «Руслан и Людмила». Юные лиловатые бабочки, трепеща крыльцами, успешно заигрывали с пламенем масляной плошки. Метанка лежала на животе, сладко вытянув гибкое тельце поперек кровати, и побалтывала в воздухе стройными белыми ножками. Черное платьице ее, промокшее под давешним дождиком, теперь подсыхало, туго стягивая молодую грудь и розовую попку. Дождь давно закончился, перед окном стояли черно-зеленые листья в крупных хрусталиках росы. Два влюбленных жучка, не обращая внимания на окружающий мир, самозабвенно жучились на теплом подоконнике — в глубокой тишине, изредка возникавшей меж трелями соловья, слышалось нежное и сочное потрескивание. Горькие слезинки в малахитовых глазах обманутой девочки давно высохли, а золотистые колючки волос присмирели и улеглись, увязанные за плечами в тугой сладко пахучий сноп сонного звонкого золота В камине сдержанно перемигивались жарко-оранжевые угольки. В тонкой ручке моя прекрасная пленница едва удерживала тяжелый бокал с пьяным липовым медом — все чаще, прикрывая счастливый взгляд дрожащими ресницами, она приникала к нему мягкими жаждущими губами. Я был рядом с ней: вот уже третий час мы лежали рядышком и… играли в шахматы.

М-да. Звучит неубедительно. О каких шахматах может идти речь, когда два юных необузданных существа остаются вместе на берегу бушующей летней ночи, и в небе звенят обнаженные горячие звезды, и влажные уста ищут змеиной сладости запретного поцелуя, и непреодолимый магнетизм молодости корежит полуобнаженные тела, плющит, тащит и волочит их навстречу друг другу, сминая и колбася на своем пути все, включая ханжеские предрассудки, дорогую одежду и случайно попавшуюся в зазор мебель. О, как это было восхитительно! Разумеется, мы не могли играть в шахматы, мы занимались совсем другими делами.

Мы разглядывали гербарий.

* * *

Метанка была восхитительно хороша. Я тоже был ничего. Ваш покорный слуга возлежал рядом с ней, как кусок бычьего дерьма — рыхлый, жирный и неунывающий.

Нам было хорошо до половины пятого, когда солнце вдруг очнулось и ринулось на подъем. Рассвет, подумал я — и ужаснулся. И покрылся потом холодным, и разодрал одежды свои. Ибо пришло время возвращать Метанку в дом боярина Катомы.

А Метанка и не думала уходить.

— Милый, милый, миленький, — сонно журчала она, клоня глупенькую свою и кудрявую голову мне на плечо. — Мы с тобой поженимся, и купим маленький шалашик на полянке, и будем жить…

— Да-да, — озабоченно ответил я. — Ух ты! А время-то уже — ого! Восемь утра!

— И мы будем вставать рано-рано, до рассвета… И ты будешь выходить в чисто поле, где будет ждать тебя твой верный конь и твой верный плуг… И ты будешь трудиться, ты будешь пахать с рассвета до обеда, а я буду сидеть дома и прихорашиваться, чтобы когда мой любимый пришел, я могла встретить его самым сладким поцелуем на земле…

— М-да, — кашлянул я. — Погляди-ка в окно, звезда моя: солнце восходит. Здравствуй, жаба, новый день! Пора вставать, звездуля.

— …И мой сладкий поцелуй напитает тебя силой и бодростью, чтобы ты мог вернуться на поле и пахать с обеда до самого позднего вечера… А я буду ждать тебя, я буду расчесывать свои косы частым гребнем и вышивать себе прекрасные платья, чтобы быть самой красивой и нежной женой на земле… И когда ты вернешься домой на закате, мы бросимся в пучину супружеского ложа и будем любить друг друга до рассвета! А на рассвете ты проснешься и снова выйдешь в чисто поле…