Как Путин стал президентом США: новые русские сказки - Дмитрий Быков Страница 22

— Что мне с тобою делать? — грустно вопрошал он разъевшееся животное, умывавшееся мягкою лапкой как ни в чем не бывало. — Во всем судьба несправедлива ко мне! С детства ущемляемый, я родился пасынком, нелюбимым сыном Д'Эсэсэсэра, принадлежащим к гонимой народности! И вот теперь, на всеобщем пиру удачи, мне только и достались что кот да телевизор, содержимое которого не годится даже на запчасти! Увы мне, увы! Лучше мне было бы пасти гусей!

— Не плачь, хозяин, — хладнокровно промурлыкал кот, переворачиваясь на другой бок и распушая богатые усы. — У тебя есть все, что надобно для счастья, и даже более. Следует только правильно нами распорядиться. Для начала вынь ты содержимое из телевизора, оставив от него пустую коробку со стеклом, а когда придет время, посади меня внутрь. Странствуя со мною по городам и весям, ты сберешь обильную жатву. Пока же прощай, я ухожу на промысел.

И пока Вольдемар непривычными руками потрошил свой старый телевизор, Баюн отправился на поиски товара, на продаже которого можно было нажиться быстрее всего. Он вышел в поход за информацией. Надобно вам сказать, что независимо от погоды и территории на свете существует всемирное братство котов, которое, умело сочетая прикормленность с независимостью, выведывает всю информацию о мире людей. Загляните в глаза своему коту, если Бог благословил вас этим сокровищем, и вы увидите в его узких зрачках несокрушимое всеведение и едва скрытое высокомерие. Не верьте, если собака скажет вам, что владеет информацией. Собаку губит преданность. Служа одному хозяину, она волей-неволей приобретает столь рабский вид, что ни одна другая собака не поверит в ее объективность. Зато когда слово берет кот, можно не сомневаться, что завтра его слова будут пересказывать и перетолковывать все сороки. Итак, персидский Баюн немедленно отловил всех кисок в округе (за что местные крестьяне прозвали его Кисоловом, и прозвище это приклеилось навеки) и в подробностях расспросил их, что где творится.

На соседней помойке старый кот Черномыр, прозванный так за пятно во всю мырду, вышиб из стаи толстого Егора, потому что Егор давно не ловит мышей и не может больше быть вожаком…

Главным над всеми птицами назначен боевой Грач…

Любимцем нашего суверена сделался бойцовый кот Коржик, прозванный так за любовь к сладостям. Он перетащил в замок своего друга Барсука, прозванного так за жирность, и пирует в хозяйских кладовых…

— Для первого выпуска довольно, — промурлыкал Кисолов и важно прошествовал к хозяину. Тот как раз выламывал из коробки кинескоп 1961 года выпуска.

— Теперь, хозяин, — произнес Баюн, — приклей в угол экрана надпись «Окончательный анализ», посади меня в эту коробку — и пошли зарабатывать!

Вольдемар так и сделал — с трудом втиснул телесно-обильного кота в телеящик и понес его по окрестным селам и ярмаркам.

— Удивительный кот! — кричал он голосом профессионального театрального зазывалы. — Чешется, кобенится, подводит политические итоги недели! Знает все про всех и предсказывает будущее! Стопроцентное попадание, точная аналитика, последние сведения от наших источников во власти! (При этом Вольдемар, конечно, не уточнял, что источники во власти расположены на ближайшей помойке, — но политика такое грязное дело, что он не очень-то и лукавил.)

В первые две минуты, в порядке телевизионной заставки, кот действительно потягивался, кобенился и с важностью точил когти. После этого скромного вступления он усаживался поудобнее, свешивал хвост и начинал:

— Как сообщил наш источник в замке суверена… эмм-мяу… небезызвестный интриган де Коржаков и его ближайший сподвижник де Барсуков расхищают собственность нашего владельца и нашептывают ему кадровые решения. Эмм-мяу… что бы это значило? Мы с хозяином полагаем, что это к дождю… Политический тяжеловес Черномыр фактически растерзал легкомысленного, либерального идеалиста Егора. Должно быть, теперь Его Величество король больше любит дворовых, чем сиамских… И наконец, эм-мяу, недальновидная птица Грач (кот плотоядно облизнулся) назначен главным над всеми лесными птахами. Трепещите, граждане! Скоро агрессивные птицы загадят ваши крыши и истребят посевы!

Народ дивился умному коту, щедро кормил его сметаной, не забывая и про хозяина, и охотно давал ночлег. Скоро кот освоил и новый фокус — политический прогноз. Вольдемар с истинно актерской ловкостью спускал ему в телевизор чашку кофе из ближайшей кофейни. Кофе с достоинством выпивался, а на гуще кот гадал.

— Из очертаний этой… эм-мяу… гадательной гущи совершенно отчетливо видно, что Его Величество король стар и безнадежно немощен…

— Что ты говоришь?! Мне отрубят голову, а тебя кастрируют! — страшно шептал Вольдемар.

— Не бойся, хозяин, что надо, то и говорю, — отфыркивался кот. — Страну возглавить должен тот, кто богат, популярен и любим в народе. Наша аналитическая служба… эм-мяу… знает несколько таких людей, но разгласить не может (здесь кот надувал щеки, якобы полные секретов, отчего его усы топорщились по-моржиному), потому что это противоречит нашей стратегии!

Программы кота пользовались бешеной популярностью на всех ярмарках. Слух о нем катился по прекрасной Франции, как снежный ком по склону. Скоро Кисолов разъелся так, что перестал помещаться в старый телевизор, и Вольдемар купил ему новый — просторную коробку, в которую легко вмещались, помимо Баюна, несколько котов более скромной комплекции. Тут был сухощавый, элегантный сфинкс Косокин, прозванный так за легкую косоватость, черная красавица Котьяна, несколько гнусавый перс по кличке Гнускер, русская голубая Светлана, изгнанная с королевского телевидения за слишком честные глаза, и черепаховый колор-пойнт Лобкот, получивший кличку за огромный лоб. Поскольку носить переполненную котами коробку с ярмарки на ярмарку уже не было никакой возможности, Вольдемар приобрел повозку — теперь он мог себе это позволить. На повозке был крупно намалеван ярко-зеленый кружок, символизировавший кошачий глаз, и красовалась гордая аббревиатура «НТВ», что значило «Нас Теперь Видно!». Кисолов храбро командовал всей своей братией, и если во Франции делалось что-нибудь, не устраивающее Вольдемара, вся хвостатая гвардия задавала такой кошачий концерт, что слышно было в Париже. Вопли об антинародном режиме, зажиме демократии и надругательстве над свободой не смолкали по целым ночам. В принципе Кисолов до подобных истерик не снисходил, отделываясь учеными фразами вроде:

— Эм-мяу… можно предположить, что при наличии определенной активности в этом лагере, в особенности в свете, эм-мяу, политических событий последней недели… мммурр… следующая неделя может быть чревата неожиданными политическими решениями и альянсами как в лагере оппозиции, так и, эм-мяу, в кругах, близких непосредственно к правительству.

— До чего умен! — переглядывались поселяне. — Не тот ли это, что в Лукоморье сидел на цепи?

— Никак нет, сограждане! — восклицал Вольдемар. — Тот был цепной, политически ангажированный, а наш совершенно независимый!

Случалось, однако, что и Кисолову приходилось прибегать к кошачьим концертам. Так, в ночь, когда Коржик с Барсуком задумали сместить короля, Баюн вылетел в эфир в половине второго, перебудив всех поселян. При короле он мог выделываться как угодно и купаться в сметане, а при Коржике с Барсуком он из персидского мигом превратился бы в сибирского, без всяких сметанных перспектив. Растолкав хозяина, мирно спавшего под телегой, он горячо зафырчал ему в ухо: